Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

– У вас есть огромное преимущество – молодость. Но не поддавайтесь тщеславному обольщению, что после института вы уже стали архитекторами. Только огромным трудом можно овладеть секретами мастерства. Надеюсь, у вас все получится. Желаю успеха!

Мы ушли счастливые и окрыленные. Акопян разрешил всей нашей практикующей четверке совершить утонченное колдовство отмывки перспективы в полном соответствии с пожеланиями Жолтовского. После этого я использовал счастливую возможность еще раз побывать в его доме. И опять с трепетом ожидал заключения выдающегося зодчего. Жолтовский долго молча созерцал перспективу с разных ракурсов и размашисто поставил свою подпись на подрамнике со словами:

– Вполне приемлемо, хотя не все равноценно. Важны не тонкости. Важна суть!

Мы обменялись прощальным рукопожатием. Чувствовалось его искреннее и теплое расположение к нам, его молодым последователям. В последующие годы, неоднократно проходя мимо его дома, где появилась памятная доска, всегда с благодарностью вспоминал две краткие встречи с великим творцом архитектуры…

И сейчас остаются актуальными слова Жолтовского: «Архитектор строит, считаясь не только с принципами удобства. Сооружение должно быть внушительным в своей красоте и абсолютно гармоничным. Гармония – вот что лежит в основе всех видов искусства на всем протяжении человеческой истории».

До конца практики еще оставалось достаточно времени, Акопян решил использовать меня на другой работе. И здесь я совершил очередную ошибку. В разговоре с ним хвастанул, что занимался проектом реконструкции казарм аэродрома в Полтаве. Подтвердилась поговорка «Язык мой – враг мой». Акопян, с армянским темпераментом, ощутимо хлопнул меня по плечу:

– Раз так, займешься схожим проектом реконструкции двухэтажного деревянного строения в Химках. Только учти, работа идет под грифом «Секретно». Поэтому будь аккуратен с исходными документами. Вовремя их сдавай в спецчасть.

Меня усадили в помещение, примыкающее к спецчасти. Под пронизывающим, как рентген, взглядом ее начальника я получал (под расписку) техническое задание на разработку проекта и копии обмерных чертежей. Работа была несложная. К вечеру, также под расписку, всю эту документацию сдавал. Все шло по накатанной схеме.

В один из дней неожиданно позвонила Ольга. Ее подруга приболела и отдала ей два билета в Малый театр на замечательный спектакль А. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Я решил воспользоваться отсутствием в этот день Акопяна. За высоким барьером, из темного уголка спецчасти, доносилось посапывание дремлющего «всевидящего ока». Быстро смахнув гору ненужных бумаг в плетеную корзину для мусора, стремительно смылся к месту встречи с Ольгой. После спектакля моя попытка остаться на ночь не увенчалась успехом. Видимо, сказалась женская обида на ставшее редким общение. Вернувшись домой и поцеловав маму, я мгновенно уснул.

Среди ночи нас разбудил стук в дверь. Мы с мамой выскочили в полусонном состоянии на улицу. У машины стоял Акопян и начальник спецчасти. Меня, как молния, осенила вспышка памяти. В спешке я забыл сдать небольшой обмерный чертеж с грифом «Секретно». Более того, смахнул его в общую кучу бумаг, на выброс! От ужаса все похолодело внутри. Ведь за малейший прокол (хотя бы нарушение секретности) могли отправить на долгие годы в места не столь отдаленные. У меня было ощущение, что я, по своей небрежности, загнал себя в еще более страшную ловушку, чем стычка с милицией в Черновцах. Акопян жестко сказал:

– Поехали. Будем разбираться.

Начальник спецчасти подобострастно прокукарекал:

– Что тут разбираться?! И так все ясно. Сразу за решетку!

Я успел успокоить маму. Сказал, что это очень ранний выезд с начальством на объект реконструкции. Ехали мы молча, в зловещей тишине. У рабочего места Акопян резко толкнул меня в плечо:

– Ищи. Хоть носом рой. Секретный документ должен быть найден и возвращен на место. Иначе… сам понимаешь.

Первым делом я бросился к корзине. Она была очищена. Уборщица исправно выполняла свои обязанности. Все выбрасывалось в большие фанерные ящики, в зону мусора между зданием «Военпроекта» и глухой каменной стеной. Было еще темно. Я безрезультатно перебрал все бумаги в помещении. Когда стало светать, поиски проклятой бумаженции продолжились на улице. Объем мусорки меня ужаснул. Предстояла работа, равноценная поиску иголки в стоге сена. Бумаги чередовались с различными отбросами. Чем глубже мои руки погружались в ящик за ящиком, тем зловоннее снизу исходили испарения. Вывозили мусор несколько раз в неделю, но его накопление шло очень быстро. Больше всего меня пугала мысль, что накануне могли произвести вывоз части мусора, среди которого затерялся роковой чертеж с грифом «Секретно». У меня руки были по локоть в дерьме. Но, не обращая внимания на это, я остервенело перерывал ящики. Совсем рассвело. Появились мои сокурсники. Акопян бросил их мне на помощь. Через несколько часов раздался радостный вопль Ильи: