После экскурсии отпрыск династии Фордов любезно пригласил нас отобедать в рабочей столовой. В ней также все до мелочей было подчинено идеально продуманному американскому порядку. За каждым работником закреплялось определенное место за обеденным столом. Он должен был его занять с точностью до одной минуты во время короткого перерыва. Подогретый обед в герметичной упаковке с красочным изображением содержимого дожидался едока в определенной номерной ячейке. Прозрачный защитный экран открывался с помощью индивидуального жетона. Жизненный конвейер не мог замедлиться ни на минуту: если ты опаздывал, время твоего обеда сокращалось настолько, насколько ты опоздал. Во время обеденного перерыва владелец автомобильного гиганта на равных с простыми рабочими восседал за общим столом [139]. После обеда нас вывели на открытую территорию, уставленную несметным количеством машин. И, совершенно неожиданно, в качестве подарка предложили выбрать любой приглянувшийся автомобиль. Мы растерянно топтались на месте, не зная, как отреагировать. Вспомнилась русская поговорка: «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Наш постоянный сопровождающий, как бы между прочим, напомнил:
– Да, хорош подарок! А что дальше? Как переправите через океан? И как это будет воспринято дома?..
Он выразительно покачал головой. В дипломатичной и вежливой форме мы отказались от фантастического дара. Впрочем, возможно, это было только хорошо продуманной любезностью… Но все равно приятно. Прощание прошло по-американски: нас обнимали и крепко хлопали по плечу. Чем сильнее хлопок, тем выше уровень симпатии. Заключительные слова также заставили задуматься. В переводе они звучали примерно так:
– Общаясь с вами, мы узнали много интересного. Это поможет внести полезные усовершенствования и увеличить прибыль.
Возможно, все это говорилось из вежливости. Зато мы на практике почувствовали, что такое атмосфера общения в стиле мудрого Дейла Карнеги [140]: она создавала ощущение тепла, доброты и уважения.
Предстоял относительно долгий перелет в Нью-Йорк, а оттуда – к родным пенатам. Я с удовольствием погрузился в мягкое кресло. Под монотонный рокот двигателя самолета стал умозрительно перебирать фрагменты накопленных впечатлений. Как мираж, возник в памяти просторный, утопающий в зелени широких авеню Вашингтон. Он скорее напоминал Европу, чем типичный американский город со сгустком небоскребов. Его регулярная планировка была задумана французским градостроителем Пьером Ланфаном. Вашингтон как бы «нанизан» на две главных оси. На продольной, более длинной оси размещены важнейшие силуэтно-объемные доминанты – Капитолий, высоченный обелиск Вашингтона, монументальный мемориал Авраама Линкольна. Более короткая поперечная ось незримо пересекается с продольной на обелиске Вашингтона. Ее замыкают с двух сторон Белый дом и мемориал Джефферсона. По негласному закону ни одно строение в столице не превышает высотой купол Капитолия. Запомнилось посещение уютного, старомодного Джорджтауна, населенного преимущественно черными горожанами. Облик красочных строений с маленькими ресторанчиками и магазинами уводил к истокам зарождения города.
На Арлингтонском кладбище мы возложили цветы на скромные захоронения убиенных Джона и Роберта Кеннеди. Однотипные вертикальные надгробия заполнили огромную, аккуратно подстриженную под зеленый бобрик территорию мемориала. Под ними покоились ветераны войн всех рангов на основе принципа «перед Богом все равны».
Я слегка вздремнул. Разбудила турбулентность. И снова отрывочные мысли обратились к городам Америки. Как в ярком калейдоскопе, всплыла первая столица Штатов – Филадельфия («Город братской любви»). В его центре, перед входом в огромный парк, высится монументальная ратуша. Ее граненая башня увенчана скульптурой основателя города – квакера Вильяма Пенна [141].
Рыночное чрево Манхэттена
В Нью-Йорке мы пробыли еще несколько дней. Накануне вылета в Москву решили посетить огромный вещевой рынок, чтобы приобрести подарки и сувениры. В те годы (до ликвидации) он размещался на Манхэттене, между Чайна-тауном и Литл-Итали, на Очед-стрит (Orchard Street). Среди командировочных он назывался Яшкин-стрит из-за преобладания магазинов и лавок еврейских эмигрантов. Поражал разнообразный выбор товаров, казалось, из всех стран мира. Рынок отличался предельно низкими ценами и возможностью торговаться. Нас привели в один из наиболее популярных магазинов верхней одежды. Его владелец – вылитый местечковый персонаж, словно сошедший с одного из живописных полотен великого Марка Шагала [142]. Когда он представился земляком художника из Витебска, это ощущение усилилось. Умные глаза, выражавшие вековую грусть еврейского народа, изучающе уставились на нас через большие очки в роговой оправе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу