Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

На старте лихорадочной работы над уникальным проектом, когда весь институт стоял на ушах, меня неожиданно пригласили на собеседование с заведующим строительным отделом ЦК КПСС Дмитриевым. В просторной приемной собралась группа маститых, известных в профессиональных кругах архитекторов. Некоторые представляли союзные республики. Истинную причину вызова мы не знали. Правда, кое-кто догадывался…

1970-е годы стали временем «разрядки» в отношениях между двумя сверхдержавами – СССР и США. Тогда оживились профессиональные и культурные контакты с внешним миром. Выезд делегаций и туристов в Европу уже никого не удивлял. Самой недоступной оставалась далекая по всем показателям Америка. Но именно туда около года назад начали формировать первую группу архитекторов для обмена опытом. В международном отделе Госстроя и Союза архитекторов состоялось собеседование. Я заполнил подробную анкету. И на прощание услышал:

– Ваша кандидатура рассматривается на предмет поездки в составе группы архитекторов в США.

И все. Несколько дней я был под впечатлением этих слов. А затем многообещающий эпизод растаял в мареве быстротечных дней.

Дмитриев приветливым жестом пригласил нас в просторный кабинет. Усадив по периметру длинного стола, объявил:

– Ваши кандидатуры утверждены окончательно. Надеюсь, вы достойно представите нашу великую страну. Накануне вылета пройдет еще одна встреча с подробным инструктажем. Определим руководителя. Иногородние, возвращайтесь по месту жительства и ждите окончательного вызова. До скорой встречи.

Во время предвыездного инструктажа нам словесной клизмой «промывали мозги» по полной программе. Представили миловидную переводчицу по имени Наталья, а также сопровождающего по фамилии Неруш. Он ровным, тихим голосом заявил, что по образованию тоже архитектор. Не впервые вылетает в Америку. Будет нашим надежным помощником по любым вопросам. Все поняли, в чем заключается его миссия.

Совершенно неожиданно прозвучала моя фамилия. Дмитриев предложил меня в качестве руководителя группы. Откровенно говоря, я был обескуражен. Ведь среди нас были более известные и авторитетные специалисты. По-видимому, сыграла роль моя принадлежность к системе Госстроя СССР. А может быть, и другие, неведомые мне причины.

Погожим сентябрьским днем непопулярного для суеверной части человечества 13-го числа мы прошли паспортный и таможенный контроль международного терминала Внуково. В 13 часов 45 минут самолет плавно взмыл в небесную голубизну и взял курс на Нью-Йорк.

Шел 1974 год.

Жизнь полна неожиданностей и совпадений. В год и месяц моего появления на свет поэт Владимир Маяковский поднялся по трапу «маленького парохода вроде ГУМа [130]», назывался он «Эспань». 18 суток пароход по зеркальной глади Атлантики плыл к берегам Америки. В акватории Нью-Йорка на пламенного певца революции «замахнулась кулаком с факелом американская баба-свобода, прикрывшая задом тюрьму Острова Слез». Наш турбовинтовой самолет [131]18 часов летел до Нью-Йорка, включая длительную посадку в знакомом мне лондонском аэропорту Хитроу.

Я сидел у иллюминатора справа. Знакомство с «цитаделью империализма» началось с птичьего полета, когда самолет шел на снижение. Первое впечатление с высоты: невероятное количество транспортных артерий, рассекающих на большие, средние и малые квадраты зримую часть территории огромной страны.

Вскоре, как фантастический мираж, пространство иллюминатора заполнил гигантский мегаполис. Размытыми границами он уходил вдаль за туманный горизонт. В причудливо изрезанные берега Атлантического побережья врезались плотные массивы разноэтажной застройки. Вдали маячили причудливо-нереальные силуэты небоскребов Манхэттена. О нем в стихотворении «Бродвей» Маяковский написал:

Итак, мы впервые ступили на обустроенную всего за несколько столетий землю Соединенных Штатов. И на нас обрушились впечатления от знакомства с самым мощным финансовым центром планеты – Нью-Йорком. За ним закрепилось прозвище «Большое яблоко» [132], как считается, связанное со сленгом джаз-музыкантов 1930-х годов. Нам предоставили возможность ознакомиться с пятью районами, составляющими Нью-Йорк: Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Куинс и Стейтен-Айленд, где располагались, вероятно, самая большая свалка в мире, которая высилась, как сопка [133].