Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Обезумевшие люди оказались в страшной ловушке. До нас доносились отчаянные вопли. Конная милиция прямо по человеческому месиву прокладывала дорогу, непонятно, куда и зачем… Кровавая давка на Трубной унесла, по слухам, много жизней. После похорон Сталина ее называли «Трупной» площадью. О жертвах в прессе не сообщалось. Когда гроб внесли в Мавзолей, город оглушили прощальные гудки заводов и фабрик. После бульвары и улицы стали спешно приводить в порядок. Однако стойкий запах мочи еще долго напоминал не только о физических страданиях смертельно стиснутых людей, но и об их естественных муках. Кошмар на Трубной предельно правдиво описал поэт Евтушенко:

Как и следовало ожидать, после смерти Сталина началась яростная борьба за власть. Вначале появился триумвират – Маленков, Берия, Хрущев. А вскоре был арестован и уничтожен сам Берия. На первый план выдвинулся Хрущев, но мы еще не знали, что начинается «оттепель»…

До окончания МАРХИ оставался год с небольшим. Без особого напряжения я укладывался в учебную программу. Поэтому откликнулся на предложение из Гипровуза [71]– принять участие в работах по расширению Московского нефтяного института. Он был выстроен по проекту известного архитектора Иофана [72]. Теперь в Западной Сибири открылись новые месторождения, и началась разработка огромных запасов нефти и газа. Сроки подготовки проектной документации были предельно сжаты. Собственных специалистов не хватало. Узнав, что я владею некоторыми навыками проектирования, мне, не раздумывая, предложили включиться в работу. Так Гипровуз стал очередной вехой моего творческого пути. Меня представили директору института Потокину. Он внимательно просмотрел мою анкету, попутно задал ряд вопросов и вывел размашистую резолюцию на заявлении о зачислении на временную работу. И после небольшого раздумья сказал:

– Вы еще студент, а имеете такой богатый опыт! Если этот опыт подтвердится, мы при распределении дадим персональную заявку на вас. А сейчас включим в бригаду, которая работает под руководством Иофана.

Через несколько дней состоялось знакомство с самим Иофаном. Несмотря на преклонный возраст, он был строен, подтянут, полон творческой энергией. Общался с «рабочими лошадками» на равных. В разговоре чуть-чуть проскальзывал одесский диалект. Его интеллигентность и душевная теплота сочетались с тонким чувством юмора. Уклончиво и неохотно Иофан отвечал на вопросы о проекте Дворца Советов, который, при более чем 400-метровой высоте, должен был сам по себе служить постаментом 70-метровой статуи Ленина:

– Во все века у каждого народа можно было найти различные формы монументальных сооружений. Вспомните, например, пирамиды в Египте. Архитектура всегда была и впредь будет отражением главенствующих вкусов… Однако лучше вернемся к нашим баранам… то есть к чертежам!

Как все большие мастера, он не любил копаться в мелких деталях рабочих чертежей. С мягким, незлобивым раздражением говорил:

– Ну, что вы от меня хотите? Чтобы я сверял различные цепочки, засечки, перечни, названия?.. Нет уж, увольте! Спросите что-нибудь покрупнее!

Тут он описывал руками огромный круг. Особенно его ставили в тупик наши наряды сдельщиков (со ссылками на позиции норм и расценок). Он хватался за голову с артистическим трагизмом в голосе:

– Вы хотите меня окончательно добить! Я же не нормировщик! И ничего не понимаю в этой талмудистике! Подписываю наряды с верой, что меня не подставите!

И со вздохом Иофан подписывался слегка дрожащей рукой, почти как Жолтовский. Когда у него было хорошее настроение, он делился с нами своими энциклопедическими познаниями. После окончания работы у Иофана мне предложили переключиться на разработку чертежей завершающей стадии строительства главного учебного корпуса Высшего технического училища имени Баумана. Проектом руководила Лидия Комарова [73]. Дама в возрасте, с жестким, нетерпимым характером. Ее совсем не комариные «укусы» больно жалили подчиненных. Микроклимат в небольшой группе Комаровой резко отличался от спокойной, доброжелательной обстановки мастерской Иофана. Мой сокурсник Романеев, завербованный, как и я, в Гипровуз, не выдержал ее придирок. Разругавшись, вообще от нее ушел. Я же решил испытать свою стойкость и выдержку. Жизнь научила, что искать компромиссы надо почти в любой ситуации. Стиснув зубы, укрощал мысленное желание резко осадить ее. С небывалой для себя выдержкой подсовывал ей чертежи со словами: