Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Наша практика совпала с ажиотажными выступлениями в городе таинственного Вольфа Мессинга. Мы с Ильей попали на один его сеанс. Невероятная способность «мага» угадывать потрясала. Но гипноз на меня совершенно не подействовал. Илья, правда, задремал. Но сам он считал, что просто сказалась постоянная потребность студента спать днем и ночью.

Наконец практика подошла к концу. Нам от щирого (искреннего) сердца выплатили неожиданно большую премию и дали благодарственный отзыв в МАРХИ о проделанной работе. Поэтому мы решили по пути в Москву еще раз заехать в Одессу, а затем в Киев. В Одессе мы провели два неповторимых дня. В первую очередь навестили Дюка и пробежались по Потемкинской лестнице. Сфотографировались на фоне Оперы. Вдоволь нагулялись по знаменитой Дерибасовской, заглядывали в колоритные дворики, облик которых сложился под влиянием теплого климата и многонациональных традиций. На украинскую столицу мы потратили один день. Большую часть времени посвятили осмотру Киево-Печерской лавры. Затем гуляли по восстанавливаемому Крещатику. Вышли к Андреевскому спуску на Подол. Полюбовались просторами Днепра. О нем Тарас Шевченко писал:

Вернувшись в Москву, я с головой опять окунулся в привычный режим. Каждое утро меня пробуждало нежное прикосновение теплых маминых рук. Я умудрялся в тесноте сделать несколько гимнастических упражнений. Затем по пояс обмывался холодной водой. Появлялось ощущение бодрости и радости бытия. Невыспавшаяся Яна понуро собиралась в школу. Приходилось слегка дергать ее за толстую косу или гладить по каштановым, с золотистым отливом волосам. Легкая улыбка пробуждения озаряла ее юное лицо, усыпанное веснушками.

Наконец заботливая мама торопила нас к завтраку. Мы за обе щеки уплетали вкусно приготовленные, но самые простые блюда и быстро разбегались в разные стороны. Все это вписывалось в стандартный сценарий жизненного уклада большинства советских людей.

6 марта 1953 года утром, как обычно, я направился «на Трубу». Было хмурое весеннее утро. Толпы озабоченных людей, как муравьи, быстро двигались в разных направлениях. У станции метро «Таганская» Кольцевой линии (тогда она была не завершена) внимание привлекла большая толпа возбужденных людей. Подойдя поближе, в хаотическом многоголосии я различил слова о смерти Сталина. Поздно вечером 5 марта об этом сообщили по радио. Уже 4 марта, когда был опубликован первый бюллетень о тяжелой болезни «отца народов», страна замерла, ожидая известий из Кремля. И вот свершилось…

Как и многие, я тогда испытывал раздвоение чувств. Конечно, очевиден был незаурядный талант лидера некогда отсталого государства, которое под его руководством стало ведущей державой мира. С другой стороны, он переплюнул жесточайшие деяния Калигулы, Нерона, Ивана Грозного… Банальна истина: при рубке леса всегда летят щепки, но уж больно кровавая вышла рубка! В нашей студенческой среде не один я придерживался такого же мнения.

До МАРХИ пришлось пробираться через толпы встревоженных москвичей. Самые невероятные домыслы о причинах смерти вождя объединяли совершенно незнакомых людей. Со всех сторон слышалось:

– Как мы теперь будем жить? И на кого ты нас оставил?!

Это был крик души и искренние терзания миллионов людей.

В дипломке тоже шло бурное обсуждение известия о смерти Сталина. Каждый прогнозировал свою версию дальнейших событий. Студенты спорили, будут ли изменения к лучшему, или нас ждут впереди еще худшие времена. Постепенно ажиотаж спал. Осталось напряженное ожидание. Всюду проходили массовые митинги. Ретивые ораторы наперебой выкрикивали лозунги о продолжении дела Ленина – Сталина. Раздавались призывы к усилению бдительности и ужесточению борьбы с враждебным окружением.

На улицах круглосуточно дежурили усиленные наряды милиции. Тщательно проверяли всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение. Не раз останавливали и меня. Возможно, стражей порядка привлекала моя стремительная походка. Однако студенческое удостоверение с фотографией служило надежным пропуском в центральную часть взбудораженной Москвы в те траурные дни.

Похороны были назначены на 9 марта. Определилось движение потоков скорбящих людей по Пушкинской улице к Дому союзов, где для народного прощания было выставлено тело Сталина. Но большинство студентов дипломки (включая меня) не пожелали участвовать в церемонии прощания. Через чердачные проемы мы умудрились взобраться на покатую крышу здания. Оттуда открывалась обширная панорама Трубной площади. На ней застыл колеблющийся человеческий монолит, в который невозможно было палку воткнуть. Грузовики до предела ограничили ширину проходов и полностью перекрыли боковые улицы и переулки.