Том Уилкинсон - Люди и кирпичи. 10 архитектурных сооружений, которые изменили мир

Борясь с этими тенденциями, урбанисты (в том числе и градостроительный департамент Нью-Йорка) взяли на вооружение модную теорию «подталкивания» (предполагающую, что человека можно ненавязчиво подвести к заботе о собственном здоровье) – строя, например, более заметные лестницы или превращая ступени в клавиши пианино, издающие отдельные ноты, когда на них наступаешь. Перед нами осовремененная версия Пекемского эксперимента с его «невмешательством», только в основе лежит не евгеника, а идеологически ангажированная неприязнь к социальным программам и государственному регулированию, куда менее продуктивная, чем то и другое. С другой стороны, в развивающихся странах элементарная антисанитария по-прежнему уносит массу жизней: треть населения мира живет без уборных, и все еще свирепствуют болезни, провоцируемые перенаселенностью (в частности, туберкулез: в настоящее время он занимает второе место после СПИДа по количеству вызываемых им смертей – в 2011 году от него погибло 1,4 млн человек {193} 193 WHO, 2012. http://www.who.int/tb/publications/factsheet_global.pdf ). Изречение Ганди, гласящее, что «санитария важнее независимости», обретает сегодня новую остроту: современные экономические гиганты – Индия, Китай и Бразилия предстают задымленными колоссами на глиняных ногах (если не хуже). Способна ли в данном случае помочь архитектура – тема нашей последней главы.

John Allan, Berthold Lubetkin: Architecture and the Tradition of Progress (London, 2013).

Крутобокий пешеходный мост Оскара Нимейера ведет в Росинью, крупнейшую из фавел Рио

Наш экскурс в мир камней и судеб завершается у моста в форме ягодиц (разве мог я упустить эту хулиганскую возможность?). Проделав путь от воображаемой деревянной хижины до бетонной задницы, мы, как ни странно, возвращаемся туда, откуда начали, поскольку пешеходный мост, перекинутый через оживленную автомобильную трассу, ведет в Росинью, крупнейшую фавелу Рио – огромное скопление «шалашей», многие из которых на самом деле не так уж первобытны, учитывая наличие водопровода, электричества и плазменных телевизоров. Если верить слухам, Оскар Нимейер, самый знаменитый из бразильских архитекторов и последний из великих модернистов, специально задумывал этот мост как филейную часть женского тела в бикини. И хотя лучшего символа для этого жаркого города не придумаешь, сам Нимейер утверждал, что «стринги» на подвесном мосту цитируют его предыдущий проект – арку, венчающую аллею городского самбадрома во время карнавальных шествий. Однако, учитывая собственные высказывания архитектора, не исключено, что им и впрямь владели мысли о ягодицах. «Прямые углы меня не привлекают. Никаких рукотворных прямых, жестких, негнущихся линий, – писал он в своей автобиографии «Изгибы времени» (Curves of Time). – Меня манят свободные, чувственные изгибы. Те, что дарят нам горы, морская волна, формы любимой женщины» {195} 195 Oscar Niemeyer, The Curves of Time (London, 2000), 3. .

Отвлечемся пока от палеозойских сексуальных предпочтений. Мост явился знаком солидарности и подарком для обитателей фавелы, облепившей подножие расположенной за ним горы. Нимейер (который, кроме прочего, проектировал общественные здания в столице страны – Бразилиа, ярчайшем образце модернистского градостроительства) до последних дней своей 104-летней жизни оставался коммунистом. В 2006 году он писал: «Когда-нибудь мир станет более справедливым и вознесет жизнь на более высокую ступень, не сковывая себя правительствами и правящими классами» {196} 196 Obituary of Oscar Niemeyer, Daily Star of Lebanon, 7 December 2012. . Когда-нибудь, может быть. Но пока 20 % кариока, как называют жителей Рио, обитают в трущобах – фавелах, а в престижных пляжных районах Ипанемы и Леблона от цен глаза лезут на лоб даже у лондонцев. Растущее социальное расслоение – проблема не только бразильская, хотя здесь социальная пропасть и достигает головокружительной глубины: в трущобах в настоящее время живет почти миллиард мирового населения. Разновидностей трущоб немало, будь то окраинный самострой, как в Росинье, или старинные анклавы вроде каирского Города мертвых – мамлюкского кладбища, усыпальницы которого сейчас населяет свыше полумиллиона человек.