Финсберийский центр включал в себя одну из первых женских клиник, туберкулезный диспансер, морг, стоматологическое и ортопедическое отделения, санитарно-обмывочный пункт, а также жилое помещение, куда можно было переселиться на время дезинсекции. Здание делилось на центральный и боковые корпуса – в центральном находились постоянные службы, такие как регистратура, лекторий и уборные, а в крыльях – медицинские и административные кабинеты, которые по мере необходимости можно было перегруппировывать или объединять с коридором. Тем самым Tecton отдавал дань стремительному развитию современной медицины и ниспровергал статическую симметрию традиционной планировки: классическая архитектура (любая архитектура, по сути) не предполагает перемен, тогда как это здание именно с прицелом на социальные перемены и строилось. По английским меркам это была революционная концепция, попытка решить извечную проблему медицинских учреждений, ведь здоровье и жизнь, в отличие от монолитного бетона или мрамора, текучи и изменчивы. Своей гибкостью лечебный центр продолжал традицию фордовского завода «Руж» – заодно символически обозначая родство государства благоденствия с фордистским капитализмом. Хоть Форд и распустил социологический отдел, идея его продолжала жить, только теперь не в корпоративном, а в государственном сознании. Социальные программы помогали контролировать и дисциплинировать рабочих не только на производстве, но и дома, и на отдыхе, добиваясь максимальной производительности.
Поначалу Финсберийский лечебно-оздоровительный центр окружали викторианские трущобы
Тем не менее ориентированная на будущее планировка не отменяет того, что здание в равной мере оглядывалось и в прошлое: строительство двух крыльев, призванных обеспечить максимальный доступ дневного света и свежего воздуха, было продиктовано устаревшими медицинскими представлениями – так называемой теорией миазмов. С античных времен очаговое распространение определенных заболеваний наводило людей на мысли, что эти недуги вызывает дурной воздух – миазмы от продуктов гниения. Поэтому больницы «павильонного» типа строились с учетом этой теории – отдельные корпуса для каждого отделения, обеспечивающие свободную циркуляцию свежего воздуха. То, что столь древние идеи не находили отражения в архитектуре вплоть до XVIII столетия, объясняется тем, что до тех пор больницы строились вовсе не для лечения: в Средние века их заменяли богадельни – фабрики призрения и милосердия.
Изначально создававшиеся при крупных монастырях богадельни давали паломникам возможность отдохнуть; бедным, больным и престарелым – оказаться в заботливых руках и отойти в мир иной с совершением всех необходимых обрядов, а заботящимся о них – очистить душу добрыми делами. Планировка богаделен, как и монастырей, при которых они существовали, подчинялась религиозным требованиям, как в странноприимном доме во французском городе Тоннер. Здесь недужные лежали на койках в огромном зале, в одном конце которого помещалась освещенная часовня, расположенная так, чтобы больные могли видеть или хотя бы слышать службу (традиция причащения Святыми Дарами отмерла еще в Средневековье, теперь для спасения достаточно было просто лицезреть их).
В XIV–XV веках богатеющие и обретающие все большее могущество купцы и предприниматели начали основывать благотворительные организации. В то же время на волне вновь вспыхнувшего интереса к античности стал возрождаться классический стиль в архитектуре. Одна из самых успешных попыток объединить классическую и христианскую традиции была предложена для Милана итальянским архитектором Филаретом. Его Оспедале маджоре (Большая больница) делилась на две части. В левой четыре мужские палаты располагались крестом вокруг центрального алтаря, который видно было с любой койки, в правой находилось женское отделение с такой же планировкой. Периметр образовывали административные здания, а восемь внутренних дворов были отданы под ледник, аптеку, дровяной склад и кухню. Посреди центрального двора стояла церковь. Весьма рациональная планировка, если, конечно, полагать главной функцией больницы спасение души. В последующие столетия планировка в форме креста распространилась по всей Европе. Одно из таких зданий, спроектированное немецким архитектором Фуртенбахом в середине XVII века, напоминало очертаниями распятого Христа, который, как писал сам Фуртенбах, «простирает животворящие длани над койками страждущих… открывает свое милосердное сердце во время службы и склоняет святую главу к христианству над верхним алтарем. Таким образом здание принимает облик нашего любящего Спасителя, неустанно напоминая о том, как он сам страдал и умер за нас» {188} 188 John Thompson and Grace Goldin, The Hospital: A Social and Architectural History (New Haven and London, 2000), 187.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу