В 1934 году прошли первые выборы в рабочий совет – и на уровне административного района, и на уровне Лондона, – результатом которых явился План Финсбери, предполагавший расчистку трущоб и строительство школ, жилья и медицинских учреждений. Одним из первых плодов этой программы и стал оздоровительный центр. Объединивший весь спектр медицинских услуг под одной крышей, сделавший их бесплатными и доступными, центр предвосхитил появление такого уникального британского института, как Государственная служба здравоохранения. Политическое значение новостройки было предельно понятно современникам, однако общественную реакцию вызывало разную: на военном плакате, нарисованном в 1942 году Абрамом Геймсом, за нарядным фасадом центра скрывается грязный подвал, в котором прячется худосочный мальчишка. Неоднозначный лозунг на плакате призывал: «Твоя Британия – сражайся за нее!» Военный кабинет принял плакат в штыки, и Уинстон Черчилль отдал приказ уничтожить весь тираж. «Может, Черчилль и был великим военачальником, – вспоминал позже Геймс, – но в трущобы он не наведался ни разу. Я видел в войне возможность привлечь внимание к нуждам британцев, а он, я полагаю, принимал сторонников социальных программ за коммунистов» {182} 182 Sunday Telegraph, 3 July 1994.
.
Архитектура и здоровье всегда были неразрывно связаны с достатком. До XX века больницы предназначались только для бедных – богатые могли позволить себе домашнего доктора. Это вело к совершенно разному восприятию болезни и, хотя медицина зачастую оказывалась бессильна, к разному ее исходу, поскольку бедняки редко выходили из убогих больниц живыми.
Один богатый и знаменитый больной по имени Марсель Пруст, сын прославленного врача (чья книга «Гигиена и лечение неврастеников» читается как справочник наблюдавшихся у сына симптомов), до конца своих дней страдал от разнообразных недугов. Три последних года жизни Пруст провел в герметичной обитой пробкой комнате, куда не проникали звуки, запахи и солнечный свет, раздражавшие и отвлекавшие от работы. Комнату воссоздали впоследствии в парижском музее Карнавале, заново обив пробкой, поскольку исконные панели почернели от сажи: Пруст постоянно жег там порошки против астмы, что вкупе с арсеналом депрессантов и антидепрессантов, к которым он питал пристрастие, пагубно сказывалось на его здоровье. Изолированный от общества и частенько накачанный сильнодействующими средствами, Пруст вспоминал персонажей из своего прошлого, ограничивая все многообразие жизненных перипетий узкими рамками болезней.
Болезнь, кроме прочего, влияет и на восприятие пространства, будь то пляшущие в горячечном бреду стены комнаты, или ограниченный спальней, уборной и перемещениями между ними мир тяжелобольного, или почти непреодолимая полоса препятствий, в которую превращается окружающая действительность для инвалида. Таким образом, взаимосвязь между архитектурой и здоровьем возникает не только в больницах и клиниках, но и в повседневной жизни.
За 10 лет до строительства Финсберийского лечебного центра в южной части Лондона уже предпринимались попытки оздоровить быт. Так называемый Пекемский эксперимент начали врачи Иннес Пирс и Джордж Уильямсон, намеревавшиеся исследовать здоровье и жизненный уклад жителей рабочего квартала с целью улучшить и то и другое. Как и многие реформаторы того времени, задачи они ставили евгенические – «чтобы плодились и размножались только здоровые», поэтому эксперимент начался с небольшого клуба, за шесть пенсов в неделю предоставлявшего местным семьям репродуктивного возраста услуги присмотра за детьми, юриста, прачечной и помещения для встреч {183} 183 Elizabeth Darling, Re-Forming Britain: Narratives of Modernity Before Reconstruction (London, 2007), 54.
. В обмен врачи получили возможность проводить периодические осмотры участников клуба. Результаты оказались плачевными: по итогам осмотров лишь 9 % не были подвержены «болезням, недугам и немощи», – поэтому врачи решили создать в Пекеме более основательное заведение.
На средства богатых филантропов, также тревожившихся о репродуктивном здоровье нации, Пирс и Уильямсон наняли архитектора Оуэна Уильямса, который спроектировал сияющее стеклянными стенами здание, снискавшее похвалу самого директора Баухауза Вальтера Гропиуса. Тот назвал его «стеклянным оазисом в кирпичной пустыне». Открытый в 1935 году Пионерский лечебно-оздоровительный центр представлял собой трехэтажное здание с внутренним двором, в котором находился бассейн. На бассейн открывался вид из кафетерия и кабинетов: предполагалось, что плавающие вдохновят своим примером остальных. В этом и состояла философия Пекемского эксперимента: вместо того, чтобы внушать семьям необходимость совершенствования, врачи будут показывать им наглядные примеры правильного образа жизни, на которых подопечные станут учиться и передавать опыт другим. Отсюда и прозрачный фасад, призванный пропагандировать оздоровление обществу в целом. Казалось бы, похвальное отсутствие диктата и назидательности, однако на самом деле решение «пустить все на самотек» было продиктовано евгеническими мотивами: победа останется за носителями «достойных» генов – за сильнейшими, способными правильно распорядиться собой. Прозрачность здания, кроме всего прочего, позволяла врачам наблюдать сквозь стеклянные стены за участниками экспериментов, «подобно цитологу, который рассматривает в микроскоп растущие клетки» {184} 184 Innes Pearse and Lucy Crocker, The Peckham Experiment: A Study in the Living Structure of Society (London, 1943), 241.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу