Архитектура дома и «архитектура сада» в романтизме
Выше нам уже приходилось говорить о том, что для садов романтизма, особенно раннего, не отошедшего еще от садов рококо, было характерно смешение разных стилей (преимущественно экзотических) в садовых постройках. Садовые строения (павильоны, бани, беседки, концертные залы, мемориальные памятники разных типов и пр.) – это часть самого сада. Поэтому объяснение их разностильности лежит в особенностях самого сада – в попытках увеличивать в нем его мемориальность и служить садовому разнообразию. В этом отношении садовые постройки близко стоят к таким затеям, как гроты, эрмитажи, лабиринты, «парнасы», фонтаны, мосты, даже пруды и спортивные сооружения типа булингринов и пр.
Совсем иное – архитектура главного дома, которому подчинен сад, архитектура дворца. Тут требуются какие-то иные объяснения, вскрытие связей другого типа. Дом или дворец владельца не подчинен саду, а подчиняет его себе – где бы он ни стоял: в центре, по оси симметрии или сбоку от нее (как в садах Ренессанса и голландского барокко).
Между дворцом и садом должна существовать какая-то идеологическая и стилистическая связь. Но вот что всегда поражает в романтических садах: пейзажность сада и парка, их иррегулярность часто не совпадают со строгой архитектурой дворца или дома хозяина. Этот контраст особенно заметен в русских усадьбах конца XVIII – начала XIX в. Усадебный дом воздвигается в стиле строгого классицизма или менее строгого ампира (в Англии – палладианства [470]), а сад подражает природе, свободен, не терпит прямых линий, четкой, выдержанной до мелочей симметрии.
В своем анализе начала пейзажных парков Николас Певзнер подчеркивает, что в нем больше всего воплощались идеи свободы, идеи английского либерализма, партии вигов.
Но вот что может показаться в высшей степени странным и на что Николас Певзнер не обратил внимания: одни и те же политические и мировоззренческие идеи породили совершенно противоположные системы: в архитектуре это прямые линии, симметрия, простота и лаконичность палладианского классицизма, в садово-парковом искусстве – только кривые и свободные линии, отсутствие симметрии, сложность свободно растущей растительности. Однако эта противоположность графичности и живописности, прямых линий и кривых как нельзя более подошла друг к другу. Пейзажный парк и в России слился со стилем так называемого екатерининского классицизма, как до того регулярные сады примыкали к кривым линиям архитектуры рококо.
Порождаемые одним мировоззрением различные системы в искусствах оказывались контрастно совместимыми на уровне «чистой идеологии» (если только «чистая идеология» вообще возможна).
Исключая из садово-паркового искусства сложный идеологический фундамент, мы никогда не были бы в состоянии понять, каким образом иррегулярные пейзажные парки в середине XVIII в. могли сочетаться с повышенно регулярной палладианской архитектурой в Англии и родственной ей в последней четверти XVIII в. архитектурой русского классицизма. Больше того, представлялось бы совершенно незакономерным появление в парке одного и того же характера то дворца в стиле классицизма или ампира, то дворца, воздвигнутого в стиле поздней английской готики. Готика и классицизм как будто бы исключают друг друга, противостоят друг другу, но в более высоком синтезе, который представлял собой пейзажный парк второй половины XVIII и первой – XIX в., они были идеологически примирены, и появление их в парке одного пейзажного стиля было вполне закономерным.
В XVIII в. палладианские классические постройки в Англии сочетались с пейзажными парками, и в этом сказывался не только принцип контрастности сада к архитектуре, но и единство философии эпохи: палладианство так же считалось следованием природе (так понималась и Античность в целом, которой подражал палладианский стиль), как и пейзажность в парке.
Иррегулярность в садах приписывалась и Античности – в частности, Горацию в его «Sabine villa» [471].
Архитекторы, работавшие в стиле «Palladian Revival» («возрожденный палладианский стиль»), рассматривали воздвигаемые ими здания в ландшафтном окружении.
Вильям Кент, Ричард Бойль – третий лорд Берлингтон (Burlington; 1695–1753) – в архитектуре [472]и друг последнего А. Поп – в садовой практике – были энергичны в проповеди новых идей – палладианства и пейзажности. А главное, А. Поп, в отличие от Аддисона, был практиком идей пейзажного садоводства, а не только их теоретиком и вдохновителем, как последний.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу