Сергей Глезеров - Удельная. Очерки истории

Георгий Прокофьев – один из создателей письменности для самодийских народов, в том числе для одной из крупных народностей Севера – ненцев. Он составил первый ненецкий букварь «Новое слово» еще на основе латинского алфавита, а затем на основе русского, первый самоучитель ненецкого языка, первые грамматические очерки ненецкого, селькупского, энецкого и нганасанского языков.

Жена Георгия Николаевича Прокофьева, Екатерина Дмитриевна, тоже была выдающимся лингвистом, настоящим соратником мужа по научной работе. Будучи специалистом по селькупам и селькупскому языку, она принадлежала к блестящей плеяде молодых советских этнографов, которые после окончания университета ехали в неизведанные края, жили среди изучаемого населения, работая учителями, участвуя в создании и пропаганде письменности для этих народов. С 1932 года она работала над составлением алфавита и переводила литературу для селькупов, в том же году создала селькупский букварь, а в последующие годы – учебники арифметики, книги для чтения на селькупском языке, букварь для селькупских школ на русском языке и т. д.

«Мои родители были увлеченные, отчаянные, одержимые люди, – рассказывает о Прокофьевых их дочь, Инга Георгиевна Агаширинова. – Их научная деятельность составляла для них едва ли не главный смысл жизни. Они очень часто уезжали в командировки на Крайний Север, где работали в невероятно тяжелых бытовых условий. И, тем не менее, чувствовали себя совершенно счастливыми людьми. Когда родителей не было, с нами, детьми, была нянечка – она была нам как бабушка»...

В Стандартном поселке, в доме под № 35, семья Прокофьевых поселилась в первой половине 1930-х годов. «Поселок состоял из целой серии одинаковых („стандартных") двухэтажных деревянных домов, одной стороной обращенных к Сосновке, – вспоминает Инга Георгиевна. – Нам принадлежал весь дом. На первом этаже была кухня, фотокомната, большая гостиная. Прекрасно помню прекрасную старинную мебель, рояль, большой овальный стол. На стенах висели папины картины. Именно в этой гостиной проходили семейные концерты. Рядом с гостиной помещалась маленькая комната отдыха. На втором этаже находился большой кабинет отца с библиотекой и три детские комнаты – в семье было много детей.

Кроме того, что мой отец являлся выдающимся ученым, он был прекрасным скрипачом. Его друзьями были дирижер Евгений Мравинский и актер Николай Черкасов, которые часто бывали в гостях в нашем доме в Стандартном поселке. В своих воспоминаниях Мравинский называл отца „Жоржиком“. Кстати, мой отец, будучи наполовину немцем, обучал Мравинского немецкому языку.

Отец с Мравинским устраивали чудесные домашние, семейные концерты. Мравинский даже звал папу в оркестр, но тот не согласился: он был астматиком, и ему было бы очень трудно играть в оркестре, но, самое главное, у отца была великая страсть к этнографии. С Мравинским отец дружил на почве не только музыки, но и энтомологии. Они оба очень увлекались бабочками. Часто ловили их в нашем саду и в Сосновке. А дома у нас хранилась прекрасная коллекция бабочек.

Кроме всего прочего, отец был замечательным художником. Когда-то в детстве он брал частные уроки у самого Александра Бенуа. Во всех своих этнографических экспедициях он делал удивительные акварельные зарисовки, запечатлевшие места, природу, быт, людей. Даже подумать страшно: зачастую эти работы выполнялись в ужасающих условиях – при морозе до минус пятидесяти градусов!

Ныне живописные и карандашные рисунки отца хранятся в архиве Музея антропологии и этнографии РАН. Они никогда не выставлялись, поскольку предназначались исключительно для научных целей и являлись своего рода отчетами об экспедициях».

...Тяжелым испытанием для семьи Прокофьевых стал 1937 год. Георгия Прокофьева обвинили в проведении «буржуазно-националистических установок в языковом строительстве на Крайнем Севере», уволили из Института народов Севера и Института языка и мышления. «Это было тяжелым временем для всей семьи, – вспоминает Инга Георгиевна. – Когда его выгнали с работы, ждали ареста. Помню, как родители жгли в гостиной в печке фотографии, документы и письма – надо было уничтожить следы дворянского происхождения и спасти других людей в случае папиного ареста».

Действительно, Георгий Прокофьев принадлежал к дворянскому сословию. Тогда, во времена «государства победивших рабочих и крестьян», это приходилось тщательно скрывать. Между тем стыдиться-то было нечего. Прадед Георгия Прокофьева, будучи штурманом на бриге «Меркурий», участвовал в русско-турецкой войне 1828– 1829 годов. А отец, Николай Дмитриевич, был знаменитым художником-акварелистом, академиком архитектуры.