Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч

— Кстати, — сказал он, — зачем вы держите окна закрытыми в такую жару? Мальчику нужен свежий воздух.

Наталья Кузьминична скрепя сердце объяснила доктору, почему ей пришлось закрыть окна.

— Мда-а-а, редкий, очень редкий — случай! — повторил доктор, выписал рецепт и ушёл.

Утро наступило чудесное, солнечное.

В половине седьмого бабушка, тихо приоткрыв дверь, прошла на цыпочках к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался бодрящий прохладный воздух. Начиналось московское утро, шумное, жизнерадостное, хлопотливое. Но Волька не проснулся бы, если бы одеяло не соскользнуло с него на пол.

Первым делом он нащупал выросшую на его щеках щетину и понял, что находится в совершенно безвыходном положении. В таком виде нечего было и думать показываться на глаза родителям. Тогда он снова забрался под одеяло и стал думать, что же ему делать.

— Воля, а Воля! Вставай! — услышал он из столовой голос отца, но решил не отвечать, прикинуться спящим. — Не понимаю, как можно спать, когда на дворе такое замечательное утро.

Послышался бабушкин голос:

— Вот заставить бы тебя самого, Алёша, сдавать экзамены да будить тебя ни свет ни заря!

— Ну и пускай его спит! — пробурчал отец. — Небось захочет есть — сразу проснётся.

Это Волька-то не хотел есть?! Да он ловил себя на том, что яичница с ломтём свежего чёрного хлеба его волнует сейчас даже больше, нежели рыжая щетина на его щеках. Но здравый смысл взял всё-таки верх над чувством голода, и Волька пролежал в постели, покуда отец не ушёл на работу, а мать с кошёлкой не отправилась на рынок.

«Была не была! — решил он, услышав, как щёлкнула за нею дверь. — Расскажу всё бабушке. И вместе что-нибудь придумаем».

Волька с наслаждением потянулся, сладко зевнул и направился к дверям. Проходя мимо аквариума, он бросил на него рассеянный взгляд… и остолбенел от удивления. За ночь в этой небольшой четырёхугольной стеклянной посудине произошло событие, никак необъяснимое с точки зрения естественных наук и полное поэтому таинственного смысла. Вчера в аквариуме плавали четыре рыбки, а сегодня их стало пять. Появилась ещё одна — большая, толстая золотая рыбка, важно шевелившая пышными ярко-алыми плавниками. Когда Волька удивлённо прильнул к толстому стеклу аквариума, ему показалось, что рыбка несколько раз хитро ему подмигнула.

— Что за ерунда! — пробормотал Волька, забыв на время даже про свою бороду, и засунул руку в воду, чтобы схватить загадочную рыбку!

Но она сама, словно только того и дожидалась, сильно ударила хвостом по воде, выскочила из аквариума на пол и превратилась в Хоттабыча.

— Уф! — промолвил старик, отряхиваясь и вытирая бороду неведомо откуда появившимся роскошным шерстяным полотенцем, обшитым по краям золотыми и серебряными петушками. — Я всё утро ожидаю чести выразить тебе своё глубочайшее почтение. Но ты не просыпался, а я щадил твой сон. И мне пришлось переночевать с этими красивыми рыбками, о счастливейший Волька ибн Алёша!

— Как не стыдно смеяться надо мной! — рассердился Волька. — Только в насмешку можно назвать счастливым мальчика с бородой!

В это очаровательное утро Степан Степаныч Пивораки решил совместить сразу два удовольствия. Он решил побриться, наслаждаясь в то же время живописным видом на Москву-реку. Придвинул к самому окну столик с бритвенными принадлежностями и принялся, мурлыча под нос весёлую песенку, тщательно намыливать себе щёки.

А мы пока что расскажем о нашем новом знакомом.

По странному совпадению обстоятельств, его фамилия полностью соответствовала одной из двух его слабостей: он любил хлебнуть кружечку-другую пивка и закусить их аппетитными, чуть солоноватыми варёными раками.

Второй его слабостью была излишняя словоохотливость. Из-за своей болтливости Степан Степаныч, человек, вообще говоря, неглупый и начитанный, нередко становился в тягость даже самым близким друзьям.

За всем этим он был превосходным человеком и большим мастером своего дела. Он был лекальщик.

Закончив намыливать щёки, Степан Степаныч взял в руку бритву, поправил её маленечко на ладони и принялся с необыкновенной лёгкостью и сноровкой бриться. Побрившись, он с наслаждением обрызгал себя из пульверизатора цветочным одеколоном «Магнолия» и начал вытирать бритву, когда вдруг неожиданно рядом с ним, неизвестно каким путём, возник старичок в канотье и расшитых золотом и серебром нежно-розовых сафьяновых туфлях с причудливо загнутыми носками.