Кай Умански: Ведьма Пачкуля и непутевый театр

— Ага, — радостно подтвердила Мымра. — Всегда в глубине души считала себя Белоснежкой. — Все от изумления разинули рты. — Я помоюсь, — прибавила она с вызовом.

— Хммм, — с сомнением промычала Пачкуля и взяла следующую бумажку. — Тетеря написала Спящую красавицу. Отлично, с этой ролью она с закрытыми глазами справится. Вертихвостка хочет быть… Клеопатрой ?

— Хочу, еще как хочу! — горя энтузиазмом, воскликнула Вертихвостка. — Я всегда хотела ее сыграть. Я одно время занималась танцем живота. А Стив может быть моей гадюкой. Ну пожалуйста, Пачкуля! Это мечта моей жизни!

— Да, дела, — простонала Пачкуля. — Задачка не так проста, как мне казалось. Крысоловка по-прежнему голосует за Гаммельнского крысолова, а Чесотка хочет играть — кого бы вы думали — Рапунцель.

Ведьмы затряслись от смеха, сочувственно хлопая себя по лбу.

— А что? — спросила Чесотка, чью ситуацию на голове иначе как «беда с волосами» было не назвать. — Что смешного? Ты сама сказала, можно выбирать, кого хочешь.

Но Пачкуля уже успела достать новую бумажку и в отчаянии схватилась за голову.

— Что здесь написано, Макабра? Леди Макбет ?

— Ну а то ж, — подтвердила Макабра.

— Но это не сказочный персонаж, — запротестовала Вертихвостка.

— Как и Клеопатра, — огрызнулась Макабра.

— Зато она танцует, — парировала будущая царица Нила. — Сдается мне, леди Макбет танцу живота не обучалась.

— А то у нее других забот нету, — презрительно бросила Макабра. — В Шотландии такой ерундой не занимаются.

Пачкуля вздохнула и развернула три оставшиеся бумажки. Грымза — неожиданно — выбрала Шерлока Холмса. А в Чепухинде, похоже, с детства сидело потаенное желание быть элегантной Феей в голубом платье. Последней оставалась бумажка Туту, на которой задорным почерком было ведено:

КАРНАВАЛЬНАЯ ЛОШАДЬ — ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНО ЗАДНЯЯ ЧАСТЬ!!!

— Так, — безнадежным голосом сказала Пачкуля. — Это ни в какие ворота не лезет. Здесь нет даже двух героев из одной истории. Кому-то придется выбрать себе другую роль.

— Только не мне, — решительно заявила Чепухинда. — Я — предводительница этого шабаша. Раз нельзя быть Феей, я не участвую.

— Но это невозможно, — заспорила Пачкуля. — Как придумать сюжет, чтобы в нем было три принцессы, танцующая египетская царица, элегантная Фея, леди Макбет, пара потерявшихся младенцев, истребитель крыс, Дик Уиттингтон, вымышленный сыщик и лошадиная попа?

— Ну, это твои проблемы, Пачкуля, — язвительно заметила Чепухинда. — Помнится, ты сказала, что можешь написать сценарий за вечер.

— Ну да, но…

— Вот и пиши. Используй свои таланты. Предлагаю тебе поработать над этим дома.

Что Пачкуля и сделала.

К западу от Непутевого леса, у подножия Нижних Туманных гор, расположилась небывалого безобразия область, известная как Гоблинские земли. В этих унылых местах, где всегда дует ветер, полно крутых утесов и сырых пещер. Растительности никакой — разве что приземистые кусты утесника, редкие кривые деревца то тут то там да неприятные жгучие сорняки. Только совсем уж тугодумам придет в голову жить на Гоблинских землях.

Вот как раз тугодумства гоблинам, которые поселились в самой большой, самой сырой пещере, где с потолка вечно капала вода, было не занимать. Красавчик, Гнус, Свинтус, Обормот, Пузан, Косоглаз и Цуцик — так их звали, и на семерых им досталось ровно шесть крупиц ума.

Гоблины недавно проснулись и подумывали о завтраке. Понятное дело, что они его не готовили — готовить было не из чего. Просто думали о нем.

— Вот бы у нас сосиски были, — вздохнул Гнус. Гоблины понуро сидели кружком и глазели на пустую сковородку. — Шесть толстых сосисек, шкворчащих на сковороде. Красотень.

— Нас семеро, — напомнил Обормот. И неуверенно прибавил: — Кажись. (У гоблинов плохо с арифметикой. Они умеют считать только до двух.)

— Сам знаю, — с досадой отозвался Гнус. — Думаешь, я тупой? Я сказал шесть, потому что тогда б мне две досталось.

Гоблины немного подумали об этом. В Гнусовых расчетах чудился какой-то прокол, но никто не был уверен наверняка, поэтому все молчали.

— А чё это Гнусу две сосиски? — наконец спросил Косоглаз. — Две — больше, чем одна, не? Чё это ему две сосиски, а остальным только по одной? А? А?

— Потому что я их придумал! — торжествующе возопил Гнус. — Я придумал, значит мне — больше. Так?