Дина Бакулина: Викентий-Муравьед

— Держись крепче! — крикнул он. Девочка послушалась. Было видно, что ей стоило больших усилий выбраться из картины. Казалось, ей приходится продираться сквозь невидимое препятствие или двигаться против сильного ветра — даже урагана.

— О добрые герои моих самых добрых книг, которые я писал в молодости! Умоляю вас, помогите мне спасти эту малышку! — взмолился Викентий, а девочке снова крикнул: — Держись!

Тут он почувствовал, что сил у него прибавилось, напрягся и быстро рванул трость на себя. Девочка кубарем покатилась из картины на пол.

От резкого падения она ненадолго потеряла сознание. Викентий подхватил ребёнка на руки и понёс через зал к выходу из музея. Он решил отнести малышку в ближайшую больницу, но по дороге она очнулась, узнала, куда её несут и расплакалась. Со слезами она сказала, что ей не хочется в больницу, — ей только очень хочется есть. Викентий вспомнил, что у него дома имеются кое-какая пища и спросил:

— Ты любишь котлеты или студень?

Спасённая ответила, что очень любит котлеты. Но и студень тоже, пожалуй, попробует.

На улице девочка уже настолько оправилась от обморока, что зашагала самостоятельно. Она шла, держась не за руку Викентия, а за конец его длинной деревянной трости. Так было веселее идти! Малышка удивлённо и радостно рассматривала всё вокруг и с интересом смотрела на людей встречающихся ей по дороге. Вдруг девочка остановилась, Викентию тоже пришлось остановиться, ведь они держались за разные концы одной и той же трости:

— Вот ты меня спас, — сказала девочка, — а я даже забыла спросить, как тебя зовут!

— Меня зовут… ты можешь называть меня дедушка Викентий, — предложил он.

— Хорошо! — согласилась девочка. — А ты можешь называть меня Нарисованной Девочкой или просто Василисой.

— Пусть уж лучше будет Василиса! — выбрал Викентий.

Девочка кивнула и, всё также держась за разные концы трости, они пошли дальше.

Когда Викентий с Василисой уже почти подошли к своему дому, им встретилась одна из пожилых соседок писателя. Заметив злобного старика, мирно идущего рядом с девочкой, она от изумления остановилась, громко охнула и, всплеснув руками, произнесла:

— Глазам своим не верю! Да ты ли это, Викентий?! Неужели же ты, наконец, помирился со своей внучкой Люсей?! Надо же! Надо же!

То и дело оглядываясь, старушка тихонько пошла дальше. Василиса улыбнулась соседке и приветливо помахала ей рукой. Викентий же ничего не ответил, а только неопределённо кашлянул, хотя и не был простужен.

Как только писатель и девочка вошли в квартиру, Викентий сразу же стал хлопотать на кухне, а когда Василиса поела, она тот час же улеглась на диван и уснула.

Викентий же крепко задумался. Думал он, думал, и вдруг ему очень захотелось написать сказку. Он уселся за письменный стол и стал писать. И так увлёкся, что забыл обо всём на свете. А когда он отложил ручку и встал из-за письменного стола, уже наступало утро. Тут крепко спавшая на диване Василиса тоже проснулась и позвала:

— Дедушка Викентий! Дедушка Викентий!

— Я тут! — отозвался он, ругая себя в душе: «Надо же! Какой я и в самом деле злой и бесчувственный! Из-за своей сказки совсем забыл про бедную девочку, которой лишь недавно удалось выбраться из такой трагической картины, как «Последний день Помпеи»!

Он накормил девочку завтраком и тут она ему сказала:

— Спасибо тебе за всё, дедушка Викентий но мне уже пора домой! Иначе моя бабушка будет волноваться. Она ведь даже не знает где меня искать. Понимаешь, в то время когда у вас проходит один день или одна ночь, в нашем нарисованном мире проходит целый час.

— Всего час? — удивился Викентий.

— Ну да! Выходит, что я убежала из своей картины, — то есть из своего дома, — уже по-чти два часа назад. Я раньше никогда не уходила так надолго, а значит, бабушка будет волноваться.

— Так значит, «Последний день Помпеи» — это твой родной дом? — недоумевал Викентий.

— Нет, нет! Я туда случайно попала, потому, что поссорилась с бабушкой. Я совсем перестала её слушаться и решила тайком убежать в какую-нибудь другую картину. В другую, но обязательно немного похожую на мою. Например, к художнику Левитану. Вот только я совсем заблудилась в этих залах и нечаянно очутилась в «Последнем дне Помпеи».