Алексей Евтушенко - Бесконечная страна

– Привет.

– Привет, Санёк, – ответили ему вежливо.

Мальчишка-очкарик промолчал и только проводил Саньку затравленным взглядом.

Надо бы узнать, как его зовут, подумал Санька. Как-никак в одном доме живём, да и в школу он через неделю нашу пойдёт, наверняка.

И тут же понял, что не хочет этого. Если знаешь имя, то вроде как знаешь и человека. И уже не можешь относиться к нему с прежним безразличием. Точнее, успешно делать вид, что он тебе полностью безразличен.

От осознания всего этого настроение не улучшилось, и к остановке Санька подошёл с хмурым облаком на сердце.

Здесь дожидались трамвая несколько женщин неопределенного возраста – уже не молодых, но ещё и не совсем старых. Папа когда-то называл таких «пионерками-пенсионерками». Однако вслед за папой повторить это выражение Санька не решался даже про себя. То, что было можно папе, ему не подходило. Пока.

– Саша, – сладко-певучим голосом произнесла одна из них. – Здравствуй, Сашенька.

– Здравствуйте, – сдержанно кивнул Санька. Он уже догадался, что будет дальше и постарался мысленно окружить себя невидимым защитным коконом, как учила его когда-то мама. Эта тестообразная и круглолицая, с волосами, похожими на грязноватую солому, соседка, вечно была в курсе всех дел их многоквартирного дома и очень любила делиться своей осведомлённостью с окружающими. Не важно, знакомыми или нет. Лишь бы окружали. Звали её Галина, а отчество Санька забыл. Специально, чтобы не называть при встрече.

Так и есть. Начинается.

– Хороший мальчик, – сообщила Галина окружающим. – В нашем доме живёт. Навещает маму каждый день. У него мама в пятой больнице лежит, бедняжка. Как мама, Сашенька? – соседка участливо блеснула голубоватыми, заплывшими жиром, глазками.

Санька промолчал и посмотрел туда, где трамвайные рельсы делали поворот, исчезая за деревьями сквера. Где же этот одиннадцатый…

– Ты меня слышишь? – не отставала соседка. – Как Оленька себя чувствует? Невежливо молчать, когда с тобой взрослые разговаривают.

– Невежливо разговаривать, когда лучше молчать, – отчётливо произнёс Санька. Ему вдруг смертельно надоело подчиняться дурацким и несправедливым правилам, которые сплошь и рядом устанавливали взрослые и сами же их постоянно нарушали. Какого чёрта, в конце концов? Почему он прилюдно должен отчитываться о мамином здоровье человеку, который ему малознаком и совсем не по душе? Пусть и взрослому.

– Ты смотри! – всплеснула руками соседка. – Только я его хорошим назвала и – на тебе. Грубит! Не стыдно? Вот я расскажу твоей бабушке, как ты со взрослыми разговариваешь. Папы у него нет, – опять сообщила она окружающим. – Погиб в прошлом году. А теперь и мама заболела. С бабушкой живёт. Вот и отбился от рук.

Мысленный защитный кокон помогал плохо. Санька скрипнул зубами. Принесла же сюда нелёгкая эту Галину. И по закону подлости как раз в тот момент, когда ему тоже нужно ехать.

Из-за поворота показался трамвай. Одиннадцатый, увидел Санька. Наконец-то.

В вагоне он сразу же прошёл в самый конец, чтобы оказаться подальше от бесцеремонной соседки, нашёл свободное место у окна, сел и уткнулся носом в стекло. Можно было поиграть в стрелялку на телефоне или послушать музыку, но не хотелось. Хотелось просто доехать до больницы и поскорее увидеть маму.

Трамвай плавно тронулся. Это был трамвай нового поколения – стремительных очертаний, с низкой посадкой, и почти бесшумным ходом. Если бы не путь, который Санька на нём ежедневно совершал, кататься было бы одно удовольствие.

Ладно, всё равно хорошо, подумал Санька. Он двадцать минут едет, а старый плёлся то же расстояние полчаса минимум. Дребезжа, скрипя и раскачиваясь. Хотя, если подумать, в старом тоже что-то было – тёплое и неповторимое. Душа, наверное. Говорят, что душа только у людей бывает. Даже у животных её нет, не спрашиваем уж про растения. Но иногда кажется, что нечто похожее на душу есть и у вещей. Особенно, у старых, хорошо послуживших человеку. Или это просто что-то вроде невидимого отпечатка, который люди накладывают на всё, с чем соприкасаются?

Раньше подобные мысли не приходили ему в голову, и Санька даже оторвался от окна и машинально посмотрел по сторонам, словно проверяя, откуда они могли появиться.

И тут же увидел эту женщину.

Она стояла в проходе напротив Саньки и смотрела куда-то поверх его головы. Лет семидесяти на вид или чуть больше. Высокая и прямая, как штанга футбольных ворот, и худая, словно скелет на диете, она была одета в длинное, почти до пола, платье ярко-красного цвета. На шее – газовый жёлтый шарф. На голове – широкополая белая шляпа с чёрной лентой на тулье. Белые же, до локтя, перчатки на руках. Маленькая чёрная блестящая сумочка через плечо и ярко накрашенные, под цвет платью, губы. Лицо изборождено морщинами вдоль и поперёк, но при этом не кажется таким уж старым. Вероятно из-за глаз. Больших, чуть раскосых и очень необычного цвета. Словно вода Байкала летним погожим днём. Прозрачная на сорок метров вглубь. Два года назад родители брали Саньку с собой на Байкал, и это было в последний раз, когда они куда-то ездили вместе. Байкал Саньку поразил, очаровал, потряс. Он сразу поверил, что это зародыш будущего океана, как только услышал ревущий прибой, слышный за полкилометра…