Братья Бондаренко: Сказки Гореловской рощи

«Наигрался Зайчонок на полянке, напрыгался, поспать ему захотелось. Выбрал он себе елочку пораскидистее, лег под ней. Закрыл глаза и слышит — кричит откуда-то сверху перепелка ему Спать пора, спать пора.«Верно, — думает Зайчонок, — пора». И вдруг спохватился: откуда в роще перепелка взялась? Перепелки за рощей, в степи живут, в траве прячутся.

«Залетная какая-нибудь», — подумал Зайчонок высунулся из-под елочки. Смотрит: никакой перепелки нет. Сидит на сосне Сойка, от солнышка жмурится.

«Показалось, наверное», — решил Зайчонок и опять спрятался под елочку. Но только глаза закрыл, слышит, почти над головой у него Канюк кричать начал:

— Кий... Кий...

Вздрогнул Зайчонок, сжался в комочек и вздохнуть боится: приметит его Канюк — конец. Он с хомяками, сусликами, слепышами запросто слаживает, а с ним, Зайчонком, и подавно. Какая в нем еще сила, когда ему всего неделя от роду.

Подождал немножко — не слышно никого. «А может, и это тоже показалось?» — подумал Зайчонок и высунулся из-под елочки. Смотрит: никакого Канюка поблизости нет. Все та же Сойка на сосне сидит и жмурится.

— Сойка, — спросил ее Зайчонок, — куда Канюк улетел?

— А он и не был здесь. Спи, — сказала Сойка, и Зайчонок опять было полез под елочку, но сзади громко закричал Канюк:

— Кий... Кий...

Оглянулся Зайчонок, а это Сойка сидит и кричит канюком.

— Ты чего пугаешь меня? — спросил ее Зайчонок. — Это нехорошо — маленьких пугать.

— А я и не пугаю вовсе, — сказала Сойка. — Я просто забавляюсь. А ты чего не спишь? Спи... Спать пора, спать пора. Как, удивился Зайчонок,

— и перепелка тоже ты?

Покачал он головой и полез под елочку. Лежал под ней и посапывал в две дырочки. Над ним раздавался крик Канюка, но Зайчонок больше не боялся его. Он знал — это Сойка забавляется. А Сойку чего бояться? Она зайчат не обижает».

Этими словами закончил медведь Михайло свою первую сказку. Вокруг молчали. И вдруг в тишине раздался хриплый голос медведицы Авдотьи:

— Что он сказал, Матренушка?

И медведица Матрена прокричала ей в ответ:

— Он сказал, что Сойка умеет кричать, как перепелка.

— А разве этого никто не знал? — отозвалась Авдотья.

Медведь Лаврентий хохотнул в кулак: он сердился на Михайлу за отобранную газету и теперь нарочно смеялся над ним:

— Ну и сказка.

Глядя на медведя Лаврентия, засмеялись и другие. А медведь Тяжелая Лапа крикнул, привставая с места:

— Зря смеетесь, хорошая же сказка.

Сказка ему не больно нравилась, но своих у него не было и он думал: получит Михайло пирог и поделится с ним. Потому и кричал он, что сказка у Михайлы хорошая.

Медведь Михайло поднял лапу:

— А сейчас я расскажу вам сказку о маке. На лугу растет он. Я ходил вчера, видел.

Подождал, когда утихнут вокруг, и повел рассказ свой:

«На лугу возле гнезда Жаворонка проклюнулся из земли бледный желтенький росток.

— Посмотрел на него Жаворонок и сказал: Травка родилась.

И сел птенцов выводить. День сидит, два. Глянул как-то, а желтенький росток уже стебельком стал Растет травка, — сказал Жаворонок и поудобнее на гнездо уселся.

Неделю сидит, другую. Глянул как-то, а травка-то уже горит алым цветом.

И воскликнул Жаворонок:

— Вот это да! Родился травкой. Рос травкой. А раскрылся — маков цвет...»

Этими словами закончил медведь Михайло свою вторую сказку. Вокруг молчали. Медведь Михайло глядел прямо перед собой, прищурившись, и думал, счастливый: «Молчите, потрясенные? То-то, поразил вас, а то ли еще будет, когда я расскажу свою третью сказку».

И слышит — кричит в заднем ряду медведица Авдотья медведице Матрене:

— Что он сказал, Матренушка?

И прокричала ей в ответ медведица Матрена:

— Он говорит, что цветок вначале травкой бывает.

— А что, разве и этого еще никто не знал у нас в роще?

Ох, так и запустил бы медведь Михайло в нее чем-нибудь, да неудобно, не в том возрасте, не медвежонок. Потоптался, сказал хмуро:

— А сейчас я расскажу вам сказку про мох, почему он расти не стал.

Услышал его слова Мышонок и запрыгал на пенечке под березой, захлопал в ладоши.

— Ха, большой медведь про птичку сказку рассказал, про травку рассказал, теперь про мох рассказывать будет. Сам большой, а сказки про маленькое рассказывает. Ха-ха. И запищал, засмеялся.

— А ведь верно, смешно это: медведь, а сказки про птичку да про травку рассказывает. Говорил бы уж о слонах или о тиграх хотя бы, — прогудел медведь Лаврентий.

Вокруг засмеялись. Смешно было и медведю Тяжелая Лапа, но он не смеялся. Он еще надеялся, что медведю Михайле дадут пирог, и потому кричал с места: