Владимир Бондаренко: Сказки дедушки Матвея

юньское утро. Воздух полон света, тепла, звона жаворонков. Окно столярной мастерской дедушки Матвея раскрыто настежь, и легкий ветерок шуршит рассыпанными по верстаку стружками. Сам дедушка Матвей, сутуловатый, широкоплечий, с проседью в черной курчавой бороде, сидит за верстаком и выстругивает для граблей зубья из клена. Вдалеке, сквозь кусты ивняка, поблескивает речушка Чагра, а ближе, подходя к самому бугру, на котором стоит дом дедушки Матвея, молодо зеленеет луг. Пройдет еще недели полторы, и колхоз «Заря коммунизма» выедет на сенокос. Поэтому дедушка Матвей торопится, чтобы успеть наделать столько граблей, чтобы хватило на всех.

По обыкновению, он напевает вполголоса что-то монотонное и бесконечное и краешком уха прислушивается к разговору своего девятилетнего внука Николки и его ровесника Кости. Они, играя на лужайке перед крыльцом дома, из-за чего-то не поладили.

— Ну, дай, — слышится умоляющий голос Кости.

— Хи-итрый, мне, что ль, не надо? — отвечает Николка.

— Жалко? Да? Жалко?.. Дал же я тогда тебе живого воробья? Дал?

— Фи, воробья!.. Его кошка съела.

Долго еще просит Костя. Но Николка неумолим. Еще бы! Ни у кого в школе нет такой богатой коллекции бабочек. Костя, обидевшись, уходит домой. А немного погодя, дедушка Матвей подзывает Николку:

— Поди-ка сюда, внук.

В окне мастерской появляется розовощекое, еще не успевшее хорошенько загореть лицо. Синие глазенки живо бегают.

— Ты что, дедушка?

— Тебе когда сегодня в школу? — спрашивает дедушка Матвей Николку.

— В школу? Так у нас каникулы, дедушка.

— Ага, каникулы. Так, так… А хочешь сказку послушать?

Николка с шумом влетает в мастерскую, усаживается на верстак, на пахучие стружки, положив завернутую коробку с бабочками рядом с собой.

— Не совсем это сказка, скорее — побасенка, а послушать не мешает, — певучим говорком начинает дедушка Матвей, не переставая обстругивать кленовые зубья.

За полями чистыми, за степями раздольными, среди сибирской тайги, у быстрой большой реки живут бойкие зверьки — бурундуки. Пять черненьких полосок, идущих от головы до хвоста, украшают их бурые спины.

Жили они как одна семья: друг дружке во всем помогали, в беде-горе не оставляли, по праздникам к белкам да зайцам в гости хаживали, орешками, ягодками, грибками угощались.

Только и в семье не без урода.

Был один такой — Бурундей. Праздники он не признавал, соседей избегал, на ночь запирал нору крепко, потчевал редко. Над каждым орешком дрожал, учитывал себя во всем да ужимал, зато в закромах у него чего-чего только запасено не было! Лет за сто не поесть всякой всячины. Портились постепенно запасы, в труху обращались. А Бурундею все мало: от зари до зари по лесу рыщет, что ни попало в нору тащит. А как увидит, что кто-нибудь нашел орешек покрупнее или ягодку порумянее, так аж затрясется от зависти. Целую ночь потом с боку на бок переворачивается, уснуть не может: так тот орешек и стоит перед глазами.

Как-то раз ночью беда стряслась: гроза была. Много бед бурундукам она понаделала: на того дерево свалила, того громом убила, того водой залила…

Зашел утром к Бурундею брат его.

— Пойдем-ка, — говорит, — поможем там одному. Над его норой сосну с корнем вырвало, нору землей засыпало. Новую рыть надо, а сам он ногу сломал.

— Некогда мне, — ответил Бурундей.

— Не зимовать же ему под открытым небом…

— У меня вон у самого весь вход размыло, — отвечает Бурундей.

— Сообща и тебе поправим. А ему в первую очередь надо.

— Надейся на вас, пожалуй…

— А если б тебе так?

— Без вас бы обошелся, — пробурчал Бурундей.

— А то не столько работы сделаете, сколько порастащите… Знаю я вас…

— И как не стыдно тебе о товарищах так думать? — возмутился брат.

Но Бурундей и слушать его не стал. Залез в нору и дверь закрыл.

В другой раз собрались на полянке в солнечный день бурундуки, прыгают, играют — посмотреть любо-дорого. Вышел и Бурундей. Встал в сторонке, хмурится, пасмурным сентябрем на всех поглядывает: