– Что тут происходит? – спросила свое отражение. – Я не понимаю.
В ответ отражение задрожало, затуманилось, после чего в зеркальце появи-лись фигуры мальчика, увлеченно рисующего карандашом, и девочки, внима-тельно наблюдающей за его работой.
– Сразу видно, что это – ведьма, – сказала девочка. – Именно такой, я виде-ла ее, когда она прогоняла тебя.
– Возможно, – пожал плечами мальчик.
– А как ты думаешь, чем она занимается?
– Колдует, наверное. Чем еще может заниматься нормальная ведь… Чем еще может заниматься нормальная ведь… Чем еще может заниматься…
Женщина в капоте осторожно щелкнула длинным кривым ногтем по краю зеркала.
– Ну вот, теперь, кажется, всё, – довольно произнес мальчик. – Колдуйте на здоровье ведьма Аглая!
– Спасибо, – ошеломленно ответила женщина в капоте.
Удивленно покачала головой и, не отрывая от зеркальца напряженного взгляда, принялась наблюдать за детьми дальше.
***
Взяв в руки рисунок, Оля спросила:
– Леша, скажи, а тебе не жалко?
– Чего?
– Кого. Ведьму Аглаю! Посмотри на нее. Сидит одна-одинешенька с попу-гаем на плече в маленькой избушке, словно в пустой темнице, и никого вокруг себя, бедная, не видит.
– Кого она, простите, должна видеть?
– Ну, не знаю. Людей, наверное. Она же хоть и ведьма, но всё-таки человек. Как ты думаешь?
Леха задумался.
– Предлагаешь нарисовать еще кого-нибудь?
– Если не трудно.
Немного поразмыслив, Леха ответил: не трудно. Взял в руки тетрадь, вырвал из середины двойной лист и, посмотрев на Олю, деловито спросил:
– Кого будем рисовать на этот раз?
– Кого хочешь. Хочешь, какой-нибудь сказочный город с людьми, хочешь, папу ведьмы Аглаи – несчастного старца Револена.
– Что у нас со старцем? – делая первые наброски, спросил Леха.
– Бабушка сказала, что ведьма Аглая… то есть, Аглая Револеновна сдала его в дом престарелых.
Леха огорченно покачал головой. Сказал, что называть ведьму по отчеству, в таком случае, излишне.
– Если отец ей не нужен – а он, как я понял из твоих слов, не нужен – то и отчество ей совершенно ни к чему… Готово!
Оля взяла портрет согнувшегося в три погибели благообразного старца Рево-лена, бородатое лицо которого выражало страдание, причиняемое болезнями и предательством любимой дочери, и недовольно поморщилась.
– Опять ты нарисовал человека в воздухе. Опусти его, пожалуйста, на зем-лю.
– Ладно. Будет тебе земля.
Взяв другой карандаш, Леха принялся за изображение города.
Сначала вокруг старца Револена появились люди. Одни из них были одеты в тяжелые овчинные тулупы, другие – в отороченные светлой каймой стеганые куртки, долгополые кафтаны и суконные сермяги. Над их головами возвыша-лись заснеженные крыши домов, золотые маковки церквей, сторожевые башни крепостных стен.
Глядя на рисунок, Оля внезапно вспомнила старинное русское слово, лучше всего, по ее мнению, подходящее для оценки этой картины – лепота.
Услышав его, Леха засмеялся.
– Понравилось?
– Очень! Кстати, что это за город? Что за царство-государство такое?
Леха пожал плечами.
– Не знаю… Пусть это будет царство славного Салтана.
– Да ну! Пушкин своего царя Салтана придумал лет двести назад, а столько даже в сказках не живут.
– Не живут, – согласился Леха. – Поэтому сейчас в царстве Салтана правит его прапрапраправнук.
– Кто именно?
– Кто именно? Ну, скажем, царь Платон.
– Покажи!
Леха вытащил из портфеля новую тетрадку. Вырвал из середины еще один двойной лист и снова взялся за карандаш.
Оле Платон не понравился сразу. Угрюмый, щуплый, невзрачный, что было особенно заметно на фоне окружавших его важных бояр, он показался ей мало-подходящей кандидатурой на престол жизнелюбивого царя Салтана, о чем она не преминула сообщить Лехе, едва тот закончил рисовать.
– А какого царя тебе еще надо? – обиженно спросил тот. – Посмотри на не-го! И умен, и образован…
– Да любого! Лишь бы он не был таким некрасивым. – Презрительно кив-нув на портрет Платона, Оля добавила. – Хочу, чтобы он был крепким, сильным, и чтобы у него было открытое русское лицо… Да, чуть не забыла! Еще он дол-жен быть добрым и храбрым!
– Так это тебе Борька нужен! – засмеялся Леха.
Вспомнив о предстоящей поездке в Григорьевку, он украдкой бросил взгляд на наручные часы.
– Хорошо! Пусть будет по-твоему – переводим Платона из разряда царей, в разряд одного из претендентов на это высокий пост.
Читать дальше