Михаил Ковтун - Городские сказки

Она закончила петь, но казалось. Что песня еще летает чистым облаком по залу. Стояла мертвая тишина. Зоя сказала парню –« На сегодня хватит. Проводите меня домой. Я очень устала». Он, преклонив колено, поцеловал её, пахнущую табаком, руку и подал с вешалки куртку. Они прошли к выходу из ресторана, на чистую белую улицу. Ни он, ни она не заметили три серые тени, скользнувшие вслед за ними из кабака. Парень что – то рассказывал Зое, и она беззаботно смеялась, запрокидывая голову в небо, подставляя лицо снежинкам. Они свернули за угол. Там стоянка такси и дядя Коля ждет подгулявших клиентов. Вон и его ободранный « кабриолет»…

… Выстрелы разорвали тишину сонного переулка. Она увидела улыбку на лице парня и ползущую из уголка губ кровь. Он медленно оседал в краснеющий снег. Зоя хотела закричать, подхватить парня – но горячий молот ударил её в грудь. Мир вспыхнул и померк. Дядя Коля, отчаянно махая монтировкой, бежал к лежащим рядом телам. По его морщинистому лицу лились слезы. И столько ярости было в его крике, что бандиты не стали связываться со стариком. Они просто растворились в лабиринте переулков. Старый таксист упал на колени в снег и заплакал. Раздавались крики людей, где то выла сирена ментовского патруля. Он поднял голову и вдруг увидел – как на черном фоне неба, среди искрящихся хлопьев белого снега идут, держась за руки, две призрачные фигуры. Она смеётся, он нежно держит её прозрачную руку…

… Они вместе идут среди белых, искрящихся снежинок. Она смотрит в его лицо и нежно говорит « Не спеши. У нас впереди вечность»… « Вечность» кивает головой он и улыбается ей…

Психушка

Ветер гнул камыши к самой воде. Камышам не хотелось окунаться в ледяную воду Миусского лимана, и они сопротивлялись, как могли. Но ветер был сильней и снова давал почувствовать свою волю. И тогда камыши шелестели. В их шелесте слышалась обида и боль. Боль по пропавшему лету и тёплому солнцу. Боль по крику птиц и всплескам огромных сазанов, теперь мирно ушедших на зимовку в коряжник. Низкие тяжелые тучи, с интересом, смотрели за играми ветра. Лиман был пуст. Лишь пара взбалмошных чаек кружилась над серыми волнами. Их крик прорывался сквозь вой ветра, создавая мелодию тоски. Страшной ноябрьской тоски.

Сергей Юрьевич Поляков сидел и курил, глядя в окно своего кабинета на лиман. В белой чашке, с видами Петербурга, давно остыл чай. Рыжая, сытая кошка дрыхла под засохшим фикусом, морща во сне нос от едкого табачного дыма бесчисленных сигарет. В кармане белого халата пискнул разрядившийся телефон. Незажженный свет и табачный дым создавали картину истинного мира. Мира последней предсмертной тоски. Мира такого, какой он есть на самом деле. Хотелось достать из сейфа, подаренную месяц назад, бутылку коньяка, выжрать её и загнать себе в вену пару кубов воздуха. Что бы взорвавшиеся сосуды мозга выпустили на волю душу из плена тела. Нда, суицидальные наклонности. Надо бы к психиатру. К Сергею Юрьевичу Полякову. Он рассмеялся, представив – как сам себя обследует и назначает аминазин. Но смех быстро утонул в вязком тумане тоски, ставшей хозяйкой его кабинета.

На столе лежали документы по финансированию больницы. Совсем не хотелось ими заниматься. Это продолжалось из года в год. Сытые наглые рыла чиновников, вкрадчивые голоса – « Ну Вы же понимаете… Финансирование недостаточно. Надо как то изыскивать резервы» Им было абсолютно плевать на рушащиеся стены и на то, что булку хлеба приходилось делить на двадцать больных. Только церковь и спасала. Батюшка привозил продукты и одежду, что жертвовали сердобольные прихожане. За счет этого и жили. Неопасных тихих психов спихнули родственникам, кто – то умер от « весёлой» больничной жизни. Но прибывали новые. И надо было как – то размещать и кормить поступивших больных людей.

Он был врачом по призванию. Из семьи потомственных интеллигентов, с вывернутыми по нынешним временам, понятиями о чести и совести. Поляков скорее бы разбил свою рано поседевшую голову о бетонную стену, чем взял бы деньги от « идущих в закос» бандитов. Хоть суммы предлагались и нереально огромные. Да он брал. Брал деньги у родителей призывников, не желавших, что бы их дети шли под пули во имя интересов правящей клики. Но часть этих денег он тратил на еду для больных. Жена, смотревшая « Берегись автомобиля» переводила взгляд с экрана на мужа. Потом тихо сказала « Я думала такой придурок, как ты – на свете один». Сергей опять рассмеялся, вспомнив её слова. Он – врач. Врач психиатрического стационара, в народе именуемого Дарагановкой. Так называлась деревня, возле которой стояла больница. Сколько вытерпели насмешек и издевательств её жители, когда называли в городе место своего проживания. Бедные люди, он снова хмыкнул. Кошка недовольно мяукнула во сне. Он потянулся к папке с документами и тут раздался стук в дверь.