Михаил Ковтун - Городские сказки

–– Ты совсем оборзела, коза? Уже полчаса – как ты должна петь! Я ж тебя вые… и высушу!

–– Да пошел ты! Кого ты там вые…шь? У тебя там все уже заржавело. А высушить… Ты петь будешь? Так тебе только в вытрезвителе петь, что б клиенты быстрей проблевались и к женам запросились!

Она прошла мимо остолбеневшей туши на эстраду. Мишаня подмигнул ей. Кактуса не любил никто. Но он умел собирать деньги и находить халтуры. Поэтому его терпели и делали вид, что слушались. Прозвище свое руководитель их ансамбля получил после одного концерта. Он очень разозлил братву с рынка. Они схватили, стоявший на подоконнике кактус… Врач-проктолог, оказавшийся соседом Мишани, в подробностях рассказал ему операцию по извлечению несчастного цветка из потаённого места руководителя. Кличка Кактус прилипла к нему намертво.

Она взяла микрофон. Для начала, что нибудь бодрое. « Бублички» что ли…Мишаня кивнул, Андрюха, через раз попадая пальцами по струнам, тоже включился в музыку. Хмурый ударник отбивал ритм на облезлых барабанах. Между столами заплясали поддатые клиенты. Их, дикарски накрашенные, бабы визжали и старались громко бить каблуками в грязный бетонный пол. Зоя пела весёлую песенку времён НЭПа и смотрела в зал…

Всё – как всегда. Мелкие сошки из « братвы», торгаши с рынка, несколько « мусоров» в штатском, шлюхи, молодняк, видно удачно подстерегший ночью несчастного прохожего, пара работяг, сорвавших шабашку. Паленая водка в красивых бутылках. Грязные скатерти на столах. Вонь подгоревших на гриле окорочков. Густые клубы табачного дыма. Замотанные официантки, смертельно скучающий бармен. Тоска. Страшная тоска пьяного разгула. Она допела песню и взяла рюмку водки, протянутую ей Мишаней. Резко выпила и замотала головой. Сегодня водка – особенно воняла ацетоном. Зоя торопливо запила эту мерзость стаканом яблочного сока. К эстраде подошел, покачиваясь, работяга. Он сунул Кактусу двести рублей и повернувшись к Зое, вдруг улыбнулся – « Спой, девочка « журавли». Кактус вальяжно кивнул. Оркестрик выдал первые такты танго…

… Когда она пела последний куплет песни –

Дождик, холод, туман, непогода и слякоть

Вид унылых людей и угрюмой земли

Что ж так больно душе? Что ж так хочется плакать?

Перестаньте рыдать, надо мной, журавли…

Она подняла глаза в зал. Её словно ударило электрическим током. У дверей стоял высокий русоволосый парень. Он, не отрываясь смотрел в её лицо. В его глазах не было грубого мужского желания, там искрилось и переливалось что – то другое. То, что она, когда то видела в глазах молодого офицера, которого провожала на войну. Песня закончилась. К эстраде вразвалочку шел один из гулявших бандитов. Он барским жестом кинул на стол Кактусу « пятихатку» и ухмыльнулся ей – « Слышь, коза… давай « Кольщика». Вдруг бандюка развернуло вокруг своей оси и грязный пол неожиданно впечатался ему в лоб. Парень, стоявший над ним, укоризненно сказал –« Нельзя так разговаривать с Певицей!» Он кинул на стол Кактусу несколько серых бумажек с портретом американского президента. « Сегодня госпожа Певица будет петь только то, что сама пожелает. Возражений нет?». То ли от вида, давно забытых, долларов… то ли от уверенного взгляда парня, Кактус закивал, соглашаясь, головой. Парень повернулся к Зое – « Спойте, пожалуйста, то, о чем поет и плачет Ваша душа». Он сел рядом с Кактусом и неотрывно смотрел на Зою. Очнувшийся бандит сунул руку за пазуху куртки, но на его плечо легла рука старшего их « бригады» – « Стоять, баклан. Нам палиться нельзя. Пусть гуляет фраерок, закроется кабак – придет наше время». Бандит, ворча и матерясь, вернулся за стол к своим.

Зоя несколько минут смотрела в глаза парня. Потом она улыбнулась детской, беззащитной улыбкой и взяла в руки микрофон. Она сказала несколько слов Мишане – и тот удивлённо вскинул брови вверх, но согласно кивнул. Зазвучала музыка, она прикрыла глаза. По удивленному и замолкшему залу ресторана поплыл чистый, лишившийся блатной хрипотцы, голос певицы. Она пела « Аве, Мария», абсолютно трезвый Андрюха вплетал голос своей гитары в перелив музыки Мишани и голоса Зои. Кабак молчал, слушая неземную музыку. Люди, переставшие на время быть ментами и бандитами, шлюхами и торгашами, ставшие вновь людьми, молча, сидели, опустив взгляды. Музыка говорила о вечном. О душах, которые они забыли в погоне за миражом успеха и богатства. Плыла по грязному залу чудесная музыка, шел на улице чистый белый снег…