Владимир Голубев - Сказы Матушки Оки

Размеренную жизнь князя в последнее время омрачало только одно обстоятельство – он старел. Его постоянно одолевало желание, которое он не в силах был исполнить, – стать бессмертным. Теперь при виде кладбищ и похоронных процессий он хмурился и терял мужество и, пришпорив коня, поскорее старался миновать печальные обители мертвых.

Никто из верных бояр-советников не мог подсказать Великому князю путь к вечной жизни. Да что там вечная жизнь! Он даже не мог приостановить процесс увядания. Каждое утро он рассматривал в зеркале своё лицо и находил новые морщины.

Не первый год княжеские послы упорно посещали ближние и дальние страны с единственной целью – выведать хотя бы крупицу знаний о продлении жизни. Но пока всё было тщетно… Нефрит, как и икра, вместе с другими заморскими советами не помогали, а годы бежали своим чередом.

Как-то князь со свитой охотился в глухих лесах. Дни выдались хмурые и неудачные: ни одного зверя за несколько дней не выследили. Раз вечером в охотничью избушку, где отдыхал князь, забрёл старый отшельник в истёртой обуви и мокром плаще. Согревшись у огня, старец неожиданно молвил Великому князю:

– Князь, ведома мне твоя кручина, я помогу тебе. Только обещай всё исполнить, как скажу.

– Даю слово, – пообещал князь.

Старец склонился к нему и что-то зашептал на ухо.

В избушке замерли придворные, стало слышно, как поёт комар за стеклом, но ничего не узнали посторонние. Только огонь в печи пожирал полено за поленом, и ничто не могло остановить рыжие языки пламени. Князь слушал и качал головою в знак согласия, а княжеское чело прорезали глубокие морщины от горьких дум.

– Так вот, – уже громко объявил отшельник, – когда вернётесь во дворец, немедля позови боярина, что ведает младшей дружиной, и прикажи привести самого молодого дружинника, он последним пришёл в войско, пока ты был здесь, на охоте. Снаряди и отправь отрока на север, только там есть то, о чём я говорил.

Более ничего не сказал отшельник, благословил князя и ушёл, и никто не посмел его остановить.

Не дожидаясь окончания охоты и даже рассвета, князь решил вернуться в столицу. Спешил, ох, как же торопился князь, аж трёх коней загнал! Собрались ближние бояре и воеводы, и перед хмурыми очами Великого князя предстал деревенский детина – кровь с молоком, волосы, как солома, торчат в разные стороны, силы в нём – лошадь не нужна, сам поле вспашет! Да только дурень, двух слов связать не может.

– Как твое имя, отрок? – строго спросил князь.

– Иваном родители кличут, а соседи Ванькой, – робко ответил новобранец, не зная, куда деть руки: то за пояс сунет, то под мышки спрячет.

– Да ты в деревне, наверно, был самый распоследний дурень?

– Кажись, так, отец и мать сказали, что меня сможет исправить только дружина. Вот я и пришёл. Не гоните меня, а то, пока шёл, две пары лаптей истрепал, обратно идти не в чем. Да и вся деревня будет потешаться надо мной, я лучше в луже утоплюсь, чем с позором вертаться.

Расстроился князь, уж больно ум убогий у новобранца оказался: сила есть – ума не надо, какой-то шут гороховый. Видно, посмеялся отшельник, ничего у парня не получится, хорошо, если живой вернётся, а то, глядишь, сразу за городом выклюет ему ворон глаза. Но князь вслух не обмолвился, а судьбу решил всё же испытать. Выполнил всё, как велел старец.

– Ваня, ты знаешь, где север?

– Кажись, против юга те севера-то будут, али ошибаюсь?

– Ну, слава Богу, пойдёшь туда и больше никуда, слышишь, не сворачивай. Там добудешь то, что сделает меня бессмертным. И поторапливайся, я ждать долго не люблю. Никому не болтай, зачем идёшь. Коли выполнишь задание, то отдам тебе в жёны младшую дочь да сделаю воеводой, а коли вернёшься с пустыми руками, то будешь до смерти чистить навоз в моем свинарнике.

– Всё уразумел, а насчёт болтовни, то я ни-ни, я молчун, вся деревня подтвердит, у меня не забалуешь…

– Иди, Ваня, иди. Верю тебе, не сомневайся.

– Батя говорил, на таких, как я, всё и держится.

– Истинно так, не врал батя твой.

Великий князь насыпал парню полную пригоршню медяков, а воевода в придачу выдал драный тулуп, ношеные сапоги да мешок ржаных сухарей и привёл старую кобылу под седлом. Сборы закончились быстро, практически не начинаясь. Ваня еле-еле держался в седле и для верности привязал себя верёвкой к лошади, чем рассмешил до слёз всю дружину.

Рано утром, миновав заспанных стражников, из столицы без оглядки выехал всадник и поспешил по северному тракту. За плечами путника болтался мешок с сухарями, за поясом торчал топор, а в рубахе в потайном месте были зашиты медные монетки. Никто не провожал парня, ведь родня жила далеко, в глухой деревне, а невесты у дурня отродясь не было, не считая посулённой младшей дочери Великого князя, которую, кстати, Ваня ещё и не видел. Да и не хотел он на неё смотреть: ведь окажись девушка красавицей, помирать будет страшно, мечты заслонят все мысли, а безобразный вид обесценит будущий подвиг… Да-да, оказывается, Ваня-то был не так и глуп. Как же его деревня называется, уж не Академия ли?