Людмила Кузнецова-Логинова - Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых

– Простите меня, дорогой жук, – робко начала она, подбираясь ближе к ветке, на которой он сидел, – но я так хочу с вами познакомиться. Вот уже целых два дня я думаю только о вас.

Жук пошевелил своими холеными усиками, сбросил что-то невидимое с лапки и усмешливо ответил:

– Мадам, я к таким признаниям очень привычен. Если б вы знали, сколько желающих составить мне пару. Еще бы, я богат, удачлив, очень и очень недурен собой. Все вместе это редчайшее явление, так что ваш интерес мне не удивителен.

Гусеница слушала и глядела, глядела и слушала. Слов у нее не было.

– М-да-с, – прогудел между тем жук, – я еще не встретил свою половину, представляете, какое это должно быть совершенство?

Он поднял усики вверх и поводил ими по воздуху, а потом скучно и равнодушно сказал:

– Прощайте, мадам, – расправил свои сверкающие лаковые крылышки и полетел.

Гусеница завороженно смотрела ему вслед. Слезы застилали ей глаза, сердце разрывалось от горя, но что тут скажешь? Она понимала, что жук был прав. Вон он летает легко, свободно, красиво, а ей никогда не узнать радость полета. Полированная лаковость его панциря сверкает на солнце, бархатное брюшко притягивает взор своей шелковистостью, а эти сногсшибательные, щеголеватые усики? А сказочное по красоте гудение? Ну, кто она такая, чтобы быть достойной его внимания? Зеленая, длинная, несоразмерная, передвигается, некрасиво выгибаясь, какими-то скачками, а если ползет, то жди не дождешься, когда она приблизится. Ужас да и только.

Этот ужас буквально раздавил, расплющил ее. Гусеница замерла без чувств, без желаний, свернулась, скукожилась, завернулась в какие-то мохнатости и, не в силах терпеть раздирающую боль в сердце, провалилась в беспамятство. Последнее, что долетело до нее, но уже как бы совсем из другого мира, был голос мотылька, спрашивающий у каждого встречного:

– Скажите, вы случайно не видели здесь необыкновенную красавицу, все ищу ее и не могу найти.

– Да кто же это? – недоумевали расспрашиваемые.

– Ах, мне трудно объяснить, – горевал мотылек, – я знаю только, что это сказочная красота, и я потерял из-за нее голову и интерес к жизни.

– Неужели? Что вы говорите? – сочувствовали все мотыльку. – Мы бы рады были вам помочь, но не знаем, кого надо искать! Нам бы подробнее ее приметы.

– Какие могут быть приметы, – кручинился мотылек, – красавица из красавиц, вот и вся примета. Ума не приложу, куда она пропала. А мне без нее и жизнь не мила, видно, и мне пропадать придется.

До гусеницы, в ее бесчувственном состоянии, вдруг все же долетел сказочный звук – гудение жука. Что-то в ней вроде бы и шевельнулось даже, но тут она услыхала, как на вопрос мотылька, не видел ли он чудную красавицу, жук ответил:

– С ума вы сошли, что ли? О какой красавице вы говорите? Если об этой мерзкой зелени – гусенице, то вам надо лечиться в психушке, мой милый.

– О какой гусенице? – встрепенулся мотылек.

– Да о той, что так мерзко и отвратительно висла на листочке березы.

– Бог мой, ведь это и есть моя драгоценная пропажа, – радостно замахал крыльями мотылек, – говорите скорее, где, где она, моя раскрасавица и единственная любовь на всю жизнь.

– Да вы дурак, мой милый, – брюзгливо прогудел жук, – и вам точно самое место в психушке. Надо же так назвать эту зеленую мерзость – красавицей! Нет, не перевелись еще идиоты.

И жук, возмущенно расправив крылья, рванулся прочь от таких придурков. Больше гусеница ничего уже не слышала и ничего не помнила. Боль в сердце была так сильна, что ей захотелось умереть. Да и зачем ей было жить, ведь теперь она уже точно знала, какой злой ее красавец-жук, как жесток он душой, самовлюблен, эгоистичен. Чуточку жаль было только бедного мотылька. Почему, ну, почему она полюбила не его. Ах, если бы все вернуть сначала, она, зная цену им обоим, бесповоротно отдала бы сердце милому мотыльку. Как славно все могло бы получиться! Но, увы, получилось все совсем по-другому, и теперь ей лучше всего умереть.

И она умерла. Грустно, конечно, но жизнь, хоть и грустна порой, все же бесконечно мудра и прекрасна. И представьте себе, что через какое-то время из-под свернутого листочка на Божий свет вылетела неописуемой красоты бабочка. Все вокруг в восторге замерло, такой совершенной красоты здесь еще не видели. Это-то и была наша гусеница. Один этап ее жизни завершился, и начался другой, и сама она была другая: яркая, легкая, совершенное чудо природы. От той прежней гусеницы всего-то и остались сочно-зеленые разводы, кое-где разбросанные на ее воздушных ажурных крыльях. А самое главное – она летала, летала так легко и свободно, что всякий сравнил бы этот полет со сказочной по красоте музыкой.