— Ты что делаешь? — возмутился воробей. — Большой, да? Сильный, да? Свободу мою ограничил? Зачем?
— Пойдем в суд, там ты кое-что прочирикаешь, — объяснил Дуремар.
— А что я буду с этого иметь?
— Куплю тебе булку.
— Две булки, — потребовал воробей.
— Ладно, — согласился Дуремар, — скажешь, что господин Карабас любит птиц…
— Есть в жареном виде! — сердито докончил начатую фразу воробей.
— Да нет же, все наоборот, — с досадой перебил его Дуремар, — скажешь, что он хороший!
— Три булки, — повысил цену воробей, — что делать — семью кормить надо, — и он пожал крылышками.
— Ладно, — согласился Дуремар.
Перед ними была дверь суда. Воробей дернулся в кулаке и спросил:
— Ты меня и в суде будешь так держать? И кто мне тогда поверит? Дай мне свободу!
— А ты не улизнешь? — засомневался Дуремар.
— Ты мне не веришь?! — рассердился воробей. — Даю честное слово, что не улечу!
Продавец пиявок разжал кулак, и птица с криком «Воробьи не продаются!» — улетела.
— Ну и обманщик! — возмутился Дуремар, — надо же быть таким вруном!
Идти в суд не хотелось. Карабас и лиса опять станут его ругать. Он повернулся и побрел домой.
…Ни у того, ни другого претендента на владение театром третьего свидетеля не было. Но тут произошло неожиданное событие. В открытое окно влетел попугай и сел на скамейку рядом с Буратино.
— Перико?! — удивился мальчик. — Как я рад тебя видеть! Как ты…
Но его перебил судья:
— Вопросы будете задавать потом. Насколько я понимаю, это ваш третий опоздавший свидетель?
— Да! Да! Да! — закричали все куклы, а Артемон залаял.
— Перико, скажи, как ты относишься к моему папе Карло? — торжественно спросил Буратино.
— Восхитительно! — ответил попугай и добавил: — Поскольку он воспитал такого хорошего сына, как ты.
И в подтверждение своих слов перелетел на плечо старику и стал тереться клювом о его небритую щеку, приговаривая:
— Папочка, папочка…
— Ура! — закричали зрители, а судья сразу подписал бумагу и поставил печать.
Теперь завещание вступило в силу, и театр «Молния» стал законно принадлежать шарманщику Карло. Зрители с поздравлениями окружили счастливого старика, а Буратино не терпелось расспросить Перико, как ему удалось удрать от злодея Фырдыбаса.
— Все очень просто, — объяснил попугай. — Ты подпилил клетку, Фырдыбас этого не заметил, взял меня в плавание, чтобы утопить на самом глубоком месте. Когда корабль взорвался, клетка лопнула, а я никак не пострадал и улетел. Чайки сказали мне, что ты здесь. Вот и все.
— А что стало с сундучком?
— Он лежит на дне моря.
— Ну и ладно, — сказал Буратино.
В это время синьор Карабас-Барабас, лиса Алиса и кот Базилио встали со своих мест в первом ряду и медленно направились к выходу.
Им никто не мешал. Все их сторонились.
Из зала суда папа Карло и его спутники вышли в самом хорошем настроении. Все волнения были позади.
— Наша взяла! — громко оповещал всю улицу Буратино.
Теперь их компания увеличилась — на плече у папы Карло сидел попугай Перико, а Мальвина держала за лапку обезьянку Мону.
И со всех сторон их окружали плотным дружеским кольцом куклы — артисты театра «Молния». Они совсем замучили бы своими расспросами растроганного папу Карло, если бы Мальвина не спасла его и не объяснила, что папа Карло нуждается в отдыхе.
— Вот мы наконец и дома, — сказал папа Карло.
В каморке все было по-старому. Не хватало только полотна с нарисованным очагом. Оно погибло в море с лодкой.
Папа Карло присел на кровать:
— Знаете, ребята, устал я что-то, немного полежу, отдохну.
— Мы не будем шуметь, — заботливо сказала Мальвина.
К вечеру старику стало хуже. Сказались и ночная буря, и путешествие по джунглям, и волнения в суде. Не всякий молодой выдержит такую нагрузку. Ночью ему стало совсем плохо. Куклы зажгли свечу и собрались у его постели. Глаза у папы Карло были закрыты, он тяжело дышал, а его добрые руки бессильно лежали вдоль тела. Что было делать?
— Надо позвать его друга, столяра, — посоветовала обезьянка Мона.
Читать дальше