Дина Мьюлок - Похождения домового

– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин…

Затем, услышав легкий шум наверху, вызванный проснувшимися слугами, он снова вскочил на стол, проглотил несколько оставшихся крошек на завтрак и убежал в свой угольный погреб, где спрятался под своим большим угольком и заснул на весь день.

Так вот, кухарка спустилась вниз несколько раньше обычного, потому что вспомнила, что ей нужно убрать остатки ужина, но, о чудо, убирать было нечего. Вся еда была съедена – сыр выглядел так, будто дюжина мышей грызла его и прогрызла до самой корки, молоко и сидр были выпиты – а мыши, знаете ли, не любят молоко и сидр. Что же касается яблочного пудинга, то он исчез совсем, а блюдо было вылизано так чисто, как будто Боксёр, дворовый пёс, съел его в своём самом голодном настроении.

– А моя белая скатерть… О, моя чистая белая скатерть! Что с ней могло случиться? – воскликнула она в изумлении.

Потому что всё было покрыто маленькими чёрными следами, размером с детскую ступню, – только ведь дети не носят обувь с каблуками, не бегают и не лазают по кухонным столам после того, как вся семья легла спать.

Кухарка сначала немного испугалась, но её испуг быстро сменился гневом, когда она увидела большую черную кошку, удобно растянувшуюся на камине. Бедняжка забралась туда, чтобы немного вздремнуть после ухода Домового.

– Ах ты, мерзкая кошка! Теперь я все поняла: это ты съела весь ужин, это ты ходила по моей чистой скатерти своими грязными лапами.

У кошки были абсолютно белые лапы, максимально чистые, но кухарка даже не подумала об этом, как и о том, что кошки обычно не пьют сидр и не едят яблочный пудинг.

– Сейчас я отучу тебя воровать еду…

Кухарка схватила метлу и стала лупить бедную киску, пока она не убежала, жалобно мяукая. Она ведь не могла говорить – несчастная кошка! – и рассказать людям, что это всё это натворил Домовой.

Следующей ночью кухарка решила, что все будет в порядке, поэтому, вместо того чтобы позволить кошке спать у огня, она заперла ее в холодном угольном погребе, заперла дверь, положила ключ в карман и пошла спать, оставив ужин на столе, как и прежде.

Когда Домовой проснулся и выглянул из своей норы, ужина для него, как обычно, не было, а погреб был плотно закрыт. Он огляделся, пытаясь найти какую-нибудь щель под дверью, чтобы вылезти, но ее не было. И он вновь почувствовал такой голод, что чуть было не съел кошку, которая тоскливо ходила взад и вперед – только она была живой, и он же не мог съесть ее живьём. Кроме того, он знал, что она уже старая, и у него были подозрения, что она может быть жёсткой, поэтому он просто вежливо спросил: «Как поживаете, миссис?» на что она, конечно, ничего не ответила.

Что-то нужно было придумать, и, к счастью, Домовые могут делать вещи, которые никто другой сделать не может. Поэтому он решил превратиться в мышь и прогрызть дыру в двери. Но потом он вдруг вспомнил о кошке, которая, хотя он и решил не есть её, могла воспользоваться этой возможностью и съесть его самого. Поэтому он счёл целесообразным подождать, пока она крепко уснёт, чего не происходило довольно долго. Наконец, совершенно утомленная ходьбой, киска свернулась калачиком в углу и крепко заснула.

Домовой тут же превратился в самую маленькую мышку, какую только можно было отыскать в подвале, и, стараясь не производить ни малейшего шума, прогрыз дыру в двери и протиснулся внутрь, немедленно снова приняв свой обычный облик, опасаясь несчастных случаев.

Огонь в кухне догорал, но ужин был даже лучше, чем прошлым вечером, потому что к кухарке приходили друзья-родственники – брат и два кузена. Еды, которую они оставили, хватило бы, по крайней мере, на трех Домовых, но этот умудрился съесть всё. Только однажды, пытаясь отрезать большой кусок говядины, он уронил разделочный нож и вилку с таким грохотом, что крошечная собачка-терьер, привязанная у подножия лестницы, начала яростно лаять. Однако он принес ей щенка, который был оставлен в корзине в углу кухни, и так ему удалось успокоить мини-мамашу.

После этого он опять повеселился и оставил на белой скатерти еще больше следов, чем когда-либо.

Затем, в отсутствие кошки, он час или два подразнил щенка, пока, услышав, как часы пробили пять, не подумал, что неплохо бы снова превратиться в мышь, и осторожно прокрался обратно в свой подвал. Он успел как раз вовремя, потому что кошка открыла один глаз и уже собиралась наброситься на него, когда тот снова превратился в Домового. Она была так поражена, что отскочила в сторону, ее хвост увеличился вдвое по сравнению с естественным размером, а глаза засверкали, как круглые зеленые шары. Но Домовой только сказал: «Ха-ха-хо!» и неторопливо пошел в свою нору.