Кэтрин Эпплгейт - Говорящий кот Креншоу

– Ты же понимаешь, что мы не можем опять поселиться в минивэне, – сказала мама.

– Нет, – согласился папа. – Не можем.

– Арета здорово вымахала. Она займёт всё среднее сиденье.

– К тому же она пукает, – папа вздохнул. – Как знать? Может, в субботу на распродаже нам предложат миллион баксов за старый детский стульчик Робин.

– Было бы неплохо, – усмехнулась мама. – Прилипшие к сиденью хлопья – в подарок.

Они замолчали.

– Нужно продать телевизор, – наконец сказала мама. – Он древний, знаю, но всё же.

Папа покачал головой.

– Мы же не варвары, – он щёлкнул пультом, и на экране появились кадры старого чёрно-белого фильма.

Мама встала.

– Я так устала, – она посмотрела на папу, скрестив руки на груди. – Послушай, – сказала она. – Нет ничего – совсем ничего – плохого в том, чтобы попросить о помощи, Том.

Она говорила медленно и тихо. Её голос всегда становился таким перед ссорой. У меня сдавило грудь. Воздух словно загустел.

– В этом плохо всё, – рявкнул папа. – Это значит, что мы неудачники. – Его голос тоже изменился, стал резким и жёстким.

– Мы не неудачники. Мы делаем всё, что в наших силах, – мама раздосадованно застонала. – Жизнь – это то, что с тобой происходит, пока ты строишь другие планы, Том.

– Да ладно? – папа сорвался на крик. – Мы уже цитируем мудрости из печенья с предсказаниями? Это что, накормит наших детей?

– Можно подумать, твой отказ обратиться за помощью накормит.

– Мы обращались за помощью, Сара. Ходили в ту благотворительную столовую столько раз, что и вспомнить стыдно. Но в конце концов, это моя – наша – проблема, и нам её решать, – проорал папа.

– Ты не виноват, что заболел, Том. И ты не виноват, что меня сократили, – мама всплеснула руками. – Ой, да какой смысл спорить? Я иду спать.

Она вылетела в коридор, а я юркнул в ванную. Мама так громко хлопнула дверью спальни, что, казалось, весь дом содрогнулся.

Я подождал несколько минут, чтобы убедиться, что берег чист. Когда я возвращался в свою комнату, папа по-прежнему сидел на диване, таращась на серых призраков на экране телевизора.

После этого мне никак не удавалось уснуть. Я крутился и вертелся и в конце концов встал попить. Все спали. Дверь в ванную была закрыта, но сквозь щели пробивался свет.

Я услышал, как кто-то напевает.

Я услышал, как кто-то плещется.

– Мам? – тихо позвал я. – Пап?

Никто не ответил.

– Робин?

Никто не ответил, но за дверью продолжили напевать.

Мелодия напоминала песенку «Почём та собачка на витрине?», но я не был до конца уверен.

Я задумался – вдруг это убийца с топором. Но потом решил, что убийца с топором вряд ли стал бы принимать ванну.

Я не хотел открывать дверь.

Я приоткрыл дверь на дюйм.

Снова плеск. Мимо проплыл мыльный пузырь.

Я распахнул дверь настежь.

В ванне, полной мыльной пены, сидел Креншоу.

Я смотрел на него. Он смотрел на меня. Я влетел в ванную, захлопнул дверь и запер её.

– Мяу, – сказал Креншоу. Это прозвучало как вопрос.

Я не сказал «мяу» в ответ. Я вообще ничего не сказал.

Я крепко зажмурился и досчитал до десяти.

Когда я открыл глаза, Креншоу никуда не делся.

Вблизи он казался ещё больше. Его белое пузо вздымалось из пены, словно заснеженный остров, а гигантский хвост свисал с края ванны.

– У тебя случайно нет фиолетовых мармеладных бобов? – спросил он. Его густые усы смахивали на сухие спагетти.

– Нет, – сказал я скорее себе, чем ему.

В дверь поскреблась Арета.

– Не сейчас, девочка, – отозвался я.

Она заскулила.

Креншоу поморщился.

– Псиной пахнет.

В лапе он держал одну из резиновых уточек Робин. Он внимательно рассмотрел уточку, потом потёрся о неё лбом. У кошек за ушами расположены пахучие железы, так что, когда они трутся обо что-то, они всё равно что подписывают большими буквами: «ЭТО МОЁ».

– Ты воображаемый, – сказал я таким твёрдым голосом, на какой только был способен. – Ты не настоящий. – Креншоу соорудил себе бороду из пены.

– Я выдумал тебя, когда мне было семь, – продолжил я, – а значит, сейчас я могу тебя развыдумать.

Креншоу, казалось, совсем меня не слушал.

– Если фиолетовых бобов у тебя нет, – сказал он, – то красные тоже сойдут.

Я посмотрел в зеркало. Лицо у меня было бледное и вспотевшее. Я видел Креншоу в отражении. Теперь он делал пенную бородку резиновой уточке.

– Тебя не существует, – сказал я коту в зеркале.

– Вынужден с тобой не согласиться, – ответил Креншоу.