Пошёл Балда к попу, идёт и дальше размышляет. «Что-то все три моих испытания больно одно на другое похожи были, – думает. – К чему бы это?»
Вот приходит он к попу и докладывает, что поручение исполнил. А поп как своего работника увидал, сразу же за сердце схватился. Оказывается, уже ровно месяц миновал, как Балда к озеру пошёл, и все его пропавшим без вести считали. А сегодня – как раз день расплаты настал.
Упал поп к Балде в ноги и просит о помиловании – не отбирать сердце, ум и волю.
– Не могу я вас помиловать, – грустно говорит Балда. – Я же говорил, что меня к вам послали.
– И кто же тебя послал? – спрашивает поп. А лицо у него белое-белое.
– Старец послал – батюшка Амвросий, – отвечает Балда. – Я один тяжкий грех совершил, жестокосердие по отношению к ближнему проявил. Пошёл к батюшке Амвросию на исповедь. А он мне говорит: «Мало в грехе сознаться, надобно свой грех ещё делом искупить». – «Я готов», – отвечаю. «Тогда, – говорит старец, – оденься похуже, иди к такому-то священнику – он как раз себе работника ищет – и служи у него три года забесплатно. А по истечении срока отберёшь у него сердце, ум и волю, если он за это время в своей жадности не раскается». – «Как же я смогу такие вещи у человека отобрать?» – спрашиваю я. «Просто скажи: „недостоин ты стоять перед Престолом Божиим“, и всё само произойдёт», – говорит старец. А теперь рассудите: если я послушание старца не исполню, мне мой собственный грех не отпустится!
Заплакал поп горючими слезами, ползает у Балды в ногах и молит о пощаде:
– Если меня священнического сана лишить, я и правда рассудок и волю потеряю! А се́рдца я и так уже, наверное, лишился, когда отправил тебя на берег озера да понадеялся, что тебя черти утащат! Прости меня, Балдушка, Христа ради, не губи!
– А, ладно! – не выдержал Балда. – Ослушаюсь старца! Лучше уж сам буду в аду гореть, чем другого человека на жизнь без сердца, ума и воли обреку!
И только он это сказал, как заходит к ним в домик сам батюшка Амвросий. Поднял старец с колен нашего попа и обнял обоих – и попа и Балду.
– Вот, дети мои, вы и познали, что такое истинная жалость! – говорит старец. – Это когда ты готов душу свою на адские муки обречь, лишь бы душа ближнего спаслась. Ещё эту жалость называют любовью Христовой! – И отпустил обоим все их грехи.
Вот такие вот бывают чудеса! Стал наш поп после этого случая самым щедрым попом на свете, а все деньги, которые на немецкую карету копил, нищим раздал. И все прихожане стали считать его своим любящим и заботливым отцом.
А Балда до самой старости прослужил у него работником – не потому что старец так велел, а потому что не было ему на свете человека дороже, чем бывший жадный поп!
* * *
– Ну, как думаешь, внучок, понравилась Пушкину ДОБРАЯ сказка про попа? – спросил дед Вася, когда закончил рассказ. – Он ведь тоже мою сказку слушал, когда я тебе её рассказывал.
– Деда, а почему, когда кто-то приходит с Неба, одни его видят, а другие – нет? – интересуется Петя.
– Небожителей видит тот, у кого сердце чистое. Вот как у вас, юноша, – говорит кто-то со стороны окна.
Сел в постели Петя и видит при свете ночника: стоит у окна великий поэт собственной персоной. Бакенбарды, длинненький нос, задумчивые глаза – всё, как на портрете.
– Вам понравилась дедушкина сказка? – спрашивает его Петя.
– Очень, мой милый, очень! – говорит Александр Сергеевич. – Если вы, молодой человек, станете поэтом или писателем, когда вырастете, пишите только такие вот ДОБРЫЕ сказки. Вот я написал много красивых талантливых сказок и прославился на земле. А ваш дедушка при жизни никаких сказок не сочинял, просто жил по заповедям Божьим – всех любил, никого не обижал и сам ни на кого не обижался. И на Небе его слава стократно затмевает мою. Я, как маленький ребёнок у отца, спрашиваю у вашего дедушки совета и учусь у него любить Бога. Поэтому лучше быть на земле никому не известным добрым сказочником, чем всемирно известным недобрым. Мало кто понимает эту простую истину, а жаль…
– По́лно уж вам, Александр Сергеевич! – говорит дед Вася. – Время покаяния для вас давно закончилось, а настало время истинной любви и радости! А внучок мой, наверное, и так уже всё понял – он сообразительный.
– Ну тогда я раскланиваюсь! – улыбнулся Пушкин, превратился в звёздный вихрь и вылетел в окно.
– Любит театральные эффекты! – подмигнул дедушка Пете. – А ты спи, мой дорогой внучок, и пусть тебе снятся только добрые сны!
Читать дальше