Ютта Рихтер - Фрау Волле и тайна бумажных зонтиков

Вдруг бумажный зонтик начал расти. Сквозь капли воды на стекле я различила какой-то песчаный берег. Но на самом деле это была медово-жёлтая деревянная столешница. У дальнего её края плескались о берег волны, и большие чайки, расхаживая вдоль кромки воды, выхватывали кроваво-красными клювами раков-отшельников из их домиков-ракушек. Всё точь-в-точь как в прошлом году, когда мы с мамой и папой ездили на море. Я чувствовала, как солнце припекает мне спину, а тёплый ветер ворошит волосы, вдыхала запах солнцезащитного крема, а на губах ощущала солёный привкус моря. Мама уснула на полотенце.

– Сыграем в мячик? – крикнул папа, вскакивая. – Скорее, медлительные вы улитки! Шевелитесь!

Он вытянул из песка пляжный зонт – бирюзовый с жёлтыми цветами – и воткнул его возле мамы, осторожно раскрыв над полотенцем. Теперь мама спала в тени. Папа прижал палец к губам, тихо взял надувной мяч и широкими шагами направился по горячему песку к морю. Мы с братом припустили следом. Тем летом мы очень любили играть в мяч на пляже. Мы с Морицем играли против папы. Резиновый мяч взлетал над мокрым песком, и папе приходилось изрядно побегать, чтобы его отбить. Мы могли бы всё время выигрывать, но, если замечали, что папе игра наскучила, позволяли ему пару раз обыграть нас – пусть думает, что и ему улыбнулась удача. Солнце катилось по небу, а тень от зонтика ползла по земле, и когда мы вернулись, мама лежала на солнце.

– Эй, сурок! – позвал папа, потрогав её горячую спину. Мама подняла голову и прищурилась от солнца.

– Бумажные зонтики, так и быть, можете оставить себе, – сказала фрау Волькенштайн, ставя пустые кружки в мойку. – Учтите: они необыкновенные.

Она повернулась и посмотрела мне в глаза. Казалось, она видит меня насквозь – все мои сокровенные мысли, все воспоминания, проснувшиеся во мне, были перед ней как на ладони. Соль у меня на губах, горячий песок, игра в мяч с папой и Морицем и спящая как сурок мама. У меня было такое чувство, что ей всё это известно. И она догадывалась, что я ей не доверяю.

– А что в этих зонтиках такого необыкновенного? На вид они точно такие, как в кафе. А там их тысячи! – услышала я свой голос.

– Они из Китая, золотко!

– И что с того? Все бумажные зонтики оттуда.

Я попыталась увернуться от взгляда фрау Волькенштайн, но у меня не получилось.

– Ты должна просто верить тому, что я говорю, Мерле, детка! Это совершенно особенные зонтики. И я знаю, что ты это знаешь, а когда придёт время, узнаешь и почему это так.

Мы почистили зубы и лежали в постелях. В коридоре послышались медленные шаркающие шаги фрау Волькенштайн. Сквозь щёлки в спущенных жалюзи ещё проникали солнечные лучи, и в них танцевали тысячи крошечных пылинок.

Дверь открылась, и фрау Волькенштайн вошла в комнату.

Солнечный луч упал ей на лицо, и глаза её вдруг сделались жёлто-коричневыми и прозрачными – совсем как мамино янтарное ожерелье.

– Спокойной ночи, дети! – сказала фрау Волькенштайн.

– Спокойной ночи, фрау Волькенштайн! – ответил Мориц. Голос у него был сонный, я знала: это всё из-за шоколада и глаз фрау Волькенштайн.

– Спокойной ночи, Мерле! – Она сделала шаг к моей кровати.

– Спокойной ночи! – пробормотала я, натянула тонкое летнее одеяло на голову и отвернулась к стене, укрываясь от взгляда её янтарных глаз.

Когда фрау Волькенштайн закрыла за собой дверь, я поднялась и достала радиоприёмник, спрятанный в платяном шкафу. Это был прощальный папин подарок – он подарил его перед самым уходом. Радиоприёмник походил на обыкновенное радио, но на самом деле он был особенным. С его помощью мы могли под одеялом слушать папин голос. Папа вёл ночные радиопередачи. Сидел где-то далеко-далеко в маленькой радиостудии и читал сказки со всего света. Рассказывал о своих захватывающих путешествиях, включал музыку дальних стран, в которых побывал. Прежде Мориц каждый вечер приходил и садился ко мне на кровать. Мы прислонялись друг к дружке и ждали, когда папа передаст нам тайное послание.

Внизу в гостиной мама смотрела телевизор, а наверху в спальне мы слушали папин голос.