Маша Трауб - Съедобные сказки

– Почему нужно есть сидя, а нельзя лёжа? – спрашивал Валера маму.

– Потому что поперхнёшься, – отвечала мама.

– А почему маленькие дети не поперхиваются? И я раньше ел и не поперхивался, – спрашивал опять Валера. Он видел на фотографиях в альбоме – когда он был совсем маленьким эклером, мама держала его на руках и кормила кремом из бутылочки.

– Потому что так можно есть только маленьким, – отвечала мама. Ей нужно было ещё убрать со стола, помыть посуду и приготовить на ужин крем.

– Нет, хочу есть лёжа, как маленький, – раскапризничался Валера.

– Хорошо, попробуй, – почему-то согласилась мама, хотя мамы на такое никогда не соглашаются.

Валера лёг на пол, рядом поставил тарелку. Ничего не получилось. Во-первых, тарелку было не видно, во-вторых, неудобно задирать голову, чтобы ложкой взять крем, и, в-третьих, не глотается. Приходилось садиться, чтобы проглотить. Пока съел три ложки – устал от этих подниманий, даже живот заболел. К тому же футболку испачкал. А попробуйте с ложкой в руках такое сделать! Это же прямо цирковой номер. Валера быстренько переодел футболку, чтобы мама ни о чём не догадалась.

– Ну и как, – спросила мама, когда Валера вернулся на кухню, – удобно?

– Очень удобно, – ответил Валера, потому что ни за что не хотел признавать, что мама, как всегда, права. Она и так была уверена, что всегда права, а Валера не прав.

– Ну-ну, – сказала мама.

А вечером Валера решил попробовать другой способ. Задом наперёд.

– Я буду есть спиной, – сказал он маме.

– Хорошо, – опять согласилась она.

Валера заподозрил, что мама опять знает что-то такое, чего не знает он. Потому что мамы на еду спиной никогда не должны соглашаться.

Валера сел на стуле спиной к столу. Сначала было весело и интересно – мама варила на плите крем, крем смешно булькал. А потом… Потом ему пришлось так скручиваться, чтобы ложкой до тарелки дотянуться, что все бока заболели. И пока он доносил ложку до рта, ложка оказывалась пустой – весь крем расплескивался на стол, стул, пол. Даже на стену попал.

– Ну и как? – спросила его мама.

– Очень удобно, – опять сказал неправду эклер.

На следующий день Валера пробовал есть сидя на корточках, лёжа на боку, вниз головой и левой рукой. Даже ногой держать ложку пробовал. Вечером, когда мама поставила перед ним ужин, Валера обиделся.

– Не буду есть, – захныкал он. Конечно, он так устал от своих экспериментов, да ещё голодный много раз проходил. Если есть ногой – в рот ничего не попадёт. И переодевался он целый день в чистое. Потому что вся одежда в креме после еды была. А это ещё тяжелее, чем ногой есть, – переодеваться. Тут любой обидится и захнычет.

– Давай я сделаю, чтобы тебе удобно было, – предложила мама.

– Давай, – согласился эклер.

Мама усадила Валеру на стул всей попой, пододвинула к столу стул, тарелку поставила поближе, а стакан, наоборот, подальше. Салфетку рядом положила. И Валера съел весь крем. Даже ничего мимо тарелки не упало. Даже футболку переодевать не пришлось.

Липа – очень распространённое жвательное имя. Как Катя или Саша у детей. Однажды был случай, когда в одной комнате собрались сразу три Саши и две Кати. Было весело, потому что все перепутались. Липами маленьких жвачек называют потому, что они прилепляются. Если пожевать жвачку и вечером прилепить её к чему-нибудь твёрдому – столу, кровати, полу – и оставить на ночь, то утром ни за что не отлепишь. Только мама сможет ножом отскрести. Особенно хорошо к полу прилеплять. Главное, не забыть, куда именно. А то наступишь тапочкой, и всё – жвачка прилепится. Да так крепко, что даже маме придётся помучиться, чтобы её отлепить.

Так вот наша Липа жила в клубничной пачке. У неё был старший брат – совсем большой, папа с мамой и целых две бабушки, один дедушка и одна тётя. Когда у Липы был день рождения или Новый год, она очень радовалась, что у неё такая большая семья. Все приезжали к ней и дарили подарки. Из подарков получалась целая куча. Все были весёлые и говорили, что Липа – самая красивая и самая умная жвачка. Все с ней играли, во что захочешь, и разговаривали, и книжки читали. А в остальные дни Липа не радовалась, а расстраивалась. Потому что у всех были дела.