Была бы дорога такою,
Чтоб видеть всегда Оло-тау.
Всё смотрела б на неё с тоскою,
И в тоске той день мой пролетал.
На новом месте Янифе зажилось хорошо, за ней смотрели как за родной дочерью. Но сама она не ела, не пила, ни с кем не вступала в разговор — всё горевала ла проливала горючие слезы. А то вдруг вспоминала свои шалости и проказы и неожиданно для всех начинала вдруг смеяться. «По всему видно, девочка сошла с ума, — говорили между собой сарты, — Надо её привести в чувство». И с тем стали возить её повсюду, где сами бывали. Но она так и не смогла привыкнуть к чужбине. В одиночестве сочиняла песни:
Я на яблоне высокой
Обломала сук крутой.
На чужбине одинока —
Не поймет меня никто.
В чем я, боже, виновата?
Пред тобою в чём вина?
Вы там вместе… Только я тут
Горе мыкаю одна.
Эту песню она хотела переслать письмом, только адреса не знала, и потому на родине никто ничего о том не ведал.
Когда Янифа стала старше и ей исполнилось шестнадцать лет, её отдали замуж за старшего сына старика, человека лет сорока или сорока пяти. Но она нисколечко не любила своего мужа. Как она ни плакала, как ни противилась — выдали её насильно.
Но такая уж Янифа была певица, что никак не могла сдержать своих чувств и постоянно пела всё новые горькие песни.
Помню землю я родную, Говорю я с ней письмом «Неужели жизнь минует с этим сартом-стариком?»
Однажды она стала вспоминать свое детство, тропинки и дороги, по которым бегала босиком, и решила про себя: «Сбегу отсюда, наверняка отыщу свой аул». Выждав момент, когда вся родня мужа ушла в гости, она быстренько собралась и отправилась в долгий и трудный путь. А город, где она жила, был таким большим и, запутанным, что она никак не могла понять, куда ей надо идти. Ей пришлось вернуться в дом немилого мужа. Забралась она в сад да там и уснула. Когда сарты вернулись домой и не обнаружили Янифу, они повскакали на лошадей и отправились на её поиски.
И конечно, нигде не нашли. А утром выходят в сад — Янифа спит там прямо на земле, свернувшись калачиком, сама величиной с кулак.
Обрадовались хозяева: «Слава богу, не сбежала!» И опять пошла для Янифы обычная жизнь.
Однажды муж Янифы стал собираться в дальнюю дорогу с торговыми делами. Пристала к нему Янифа: «Возьми меня с собой, покажи родной аул, где я родилась и выросла». Она и раньше просила его об этом, и он каждый раз отвечал: «Вот станешь матерью хотя бы одного ребенка, тогда я возьму тебя с собой».
Через год-другой Янифа родила девочку, которой дали имя Рахимай. В том же году умер муж Янифы. И она опять впала в тоску и скорбь, опять стала сочинять песни:
Я б в аул свой воротилась —
Нет хорошего коня.
Только с жизнью я смирилась —
Муж покинул вдруг меня.
Умирая, муж Янифы оставил завещание: «Когда Рахимай исполнится семь лет, можешь возвращаться на свою родину».
Янифа исполнила его завет.
Когда её дочери исполнилось семь лет, она вернулась в этот наш аул. Янифа стала стройной, красивой, огнеподобной молодой женщиной. Она остановилась у младшей снохи, гостила около месяца. Аульские женщины собирались в том доме и слушали Янифу, не сводя глаз с её уст. А уж она была такой рассказчицей, такой сочинительницей!
Видя её сноровку и красоту, Янифу стали сватать из разных мест. Один торговец говорил при всех: «Она привыкла держать лавку, если ей и быть чьей женой, так только моей!» Некий бай из другого аула заявил:
«Пусть Янифа выходит за меня замуж, я для неё построю новый магазин». Янифа сказала так: «Когда меня продавали чужим людям, никто не хотел за меня заступиться, никто не сватал. Теперь видя, что я богата, зарятся на мое богатство. Жизнь моя прошла в слезах. Не хочу, чтобы дочь моя жила подобно мне, не отлучу её от родины». И уехала вместе с дочерью к себе домой.
Много лет тому назад к дочери старика Альмета Малике явились, говорят, сваты от Габбас-бая.
— У моей дочки есть суженый по имени Мухтар.
За него-то мы и собираемся выдать девушку. Хоть ты и сват большого человека, придется тебе отказать, — сказал свату отец Малики.
— Тот, кого называешь Мухтаром, зимою занят охотой, летом сплавляет плоты, с реки домой не возвращается, — возразил сват. — Живет впроголодь, одежду себе справить не может. Неужели хочешь погубить единственную дочь, выдав её за голодранца, который не может самого себя прокормить? А выдашь за Габбас-бая, всегда будет ухожена, сыта, горя знать не будет. Да и сам всегда будешь спокоен, только и будешь: что по гостям ходить. К тому же сколько скота получишь за калым! Расходы по проведению свадебного: пира бай берет на себя. Как ты можешь отказаться от такого предложения?
Читать дальше