Сельма Лагерлёф - Путешествие Нильса с дикими гусями

– Акка Кебнекайсе! Акка Кебнекайсе!

– Что случилось? – отозвалась та.

– Белый отстаёт! Белый отстаёт!

– Передайте ему: пусть летит быстрее – так легче, – ответила предводительница, даже не обернувшись.

Гусь попробовал последовать её совету, но скоро совсем выбился из сил и, опустившись ещё ниже, теперь летел над верхушками деревьев, окаймлявших поля и луга.

– Акка! Акка! – опять закричали гуси, летевшие в хвосте и видевшие, как тяжело ему приходится.

– Ну что ещё? – с досадой отозвалась предводительница.

– Белый падает! Белый падает!

– Передайте ему: пусть поднимается выше – там лететь легче.

Гусь попытался последовать и этому совету, но когда стал подниматься ввысь, у него так перехватило дыхание, что чуть не разорвалось сердце.

– Акка! Акка! – кричали гуси, летевшие позади. – Белый падает! Белый падает!

– Передайте ему: если не может лететь со стаей, пусть возвращается и сидит дома.

Акка, и не подумав замедлить полёт, стремительно мчалась вперёд. Тогда и понял Мартин, что дикие гуси вовсе и не собирались брать его с собой в Лапландию, а выманили из дома забавы ради.

Ах как же ему было обидно, что не может он доказать этим бродягам, что домашний гусь тоже на что-то способен. Но обиднее всего было то, как отнеслась к нему мудрая и почтенная Акка Кебнекайсе.

Белый гусь медленно летел за другими, размышляя, что делать: повернуть назад или продолжить путь, – как вдруг мальчик-с-пальчик, которого он нёс на спине, сказал:

– Милый Мартин, ты же сам видишь: не может домашний гусь тягаться с дикими. До Лапландии далеко; не лучше ли повернуть назад, пока не поздно?

Слова мальчика вконец раздосадовали гуся, и он прошипел:

– Если скажешь ещё хоть слово, сброшу в первую попавшуюся лужу.

Гнев словно придал Мартину силу, и теперь он летел почти наравне с другими гусями. Вряд ли хватило бы сил надолго, но, на его счастье, стало смеркаться и стая опустилась вниз, на берег большого озера.

«Здесь, верно, будет ночлег», – подумал Нильс и спрыгнул с гуся на землю.

Перед ним расстилалось озеро, затянутое тёмным льдом, и хоть лёд кое-где уже подтаял и у берегов широкой полосой поблёскивала вода, вся эта ледяная гладь словно отгоняла весну и дышала холодом.

Гуси сделали привал на опушке бора, который тоже удерживал зиму – под высокими соснами лежали огромные сугробы.

С тоской обозревая эту белую безжизненную пустыню, Нильс с трудом сдерживал слёзы. Целый день он ничего не ел и был очень голоден. Но где же тут достать еду? В марте ни на деревьях, ни в поле не найти ничего съестного.

Кто накормит его, приютит, приготовит ему постель? Кто разожжёт костёр и защитит от диких зверей?

Солнце уже закатилось, и с озера тянуло холодом. Землю окутала тьма, и из леса доносились странные звуки – шуршание, скрип и потрескивание.

Нильсу стало страшно, но кому пожаловаться, у кого искать защиты?! Мальчик с надеждой оглянулся на Мартина.

Гусь лежал на том месте, где опустился, с вытянутой шеей, закрытыми глазами и еле дышал.

– Милый Мартин, что с тобой? – воскликнул мальчик, склонившись над гусем. – Попей воды из озера – тебе сразу станет легче.

Но белый гусь не шевелился. Сердце у Нильса, который ещё совсем недавно был жесток и с птицами, и с животными, сжалось: ведь теперь Мартин его единственный друг! Мальчик и жалел его, и боялся его лишиться. Он обхватил гуся за шею и потащил к воде, хотя это оказалось делом нелёгким: гусак был самым лучшим и крупным на их птичьем дворе. Но Нильс справился: подтащил к озеру и столкнул в воду.

Гусь с минуту лежал неподвижно, но потом поднял голову, отряхнулся и стал жадно пить, а потом и к камышам поплыл. Тут же в открытой воде плавали дикие гуси, выискивая себе корм. Мартин тоже не остался без добычи: поймал маленького окуня и, подплыв с ним к берегу, положил у ног мальчика:

– Вот тебе за то, что подтащил меня к воде.

Это были первые приветливые слова, которые мальчик услышал за весь день, и так обрадовался, что хотел обнять гуся, но не осмелился. Нильс сначала не мог себя заставить есть сырую рыбу, но, поняв, что на другую еду рассчитывать не приходится, отважился попробовать и достал из кармана свой складной ножик, который был теперь не больше спички. Всё-таки мальчик сумел очистить и выпотрошить рыбёшку и съел, подумав: «Видно, я и в самом деле теперь не человек, а гном, раз ем сырую рыбу».