Лазарь Лагин: Старик Хоттабыч (1953, илл. Валька)

Он раскрыл сначала дверь, а потом иллюминатор. Сильный сквозняк вынес жужжащие рои мух из каюты в коридор.

– Всё равно ты будешь обмахивать меня опахалом! – капризно проговорил Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его.

– Нет, не буду! – запальчиво ответил Волька. – Ещё не было человека, который заставил бы меня выполнять издевательские требования.

– Значит, я буду первым.

– Нет, не будете!

– Омарчик! – попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч.

Но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только сердито отмахнулся.

– Я лучше погибну, но ни за что не буду выполнять ваши прихоти! – мрачно выкрикнул Волька.

– Значит, ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца, – заявил, отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф.

И в ту же самую секунду Вольке пришла в голову прекрасная мысль.

– В таком случае, трепещи, презренный джинн! – вскричал он самым страшным голосом, каким только мог. – Ты меня вывел из себя, и я вынужден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра! Теперь пеняй на себя!

Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч успел рассказать брату, что в Арктике солнце в это время года светит круглые сутки, тс всё пропало.

Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил:

– Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю иногда похвастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещал остановить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими!

Волька понял, что он спасён. И не только спасён, но и может прибрать к рукам неприятного братца старика Хоттабыч а. Кстати, Хоттабыч одобрительно подмигнул Вольке, а о Жене и говорить не приходилось. Он догадался о Волькином замысле и сейчас таял от восторга, предвкушая неминуемое посрамление Омара Юсуфа.

– Не беспокойтесь, Омар Юсуф. Раз я сказал, что остановлю солнце, то можете быть уверены: оно сегодня не закатится.

– Мальчишка! – презрительно бросил Омар Юсуф.

– Сами вы мальчишка! – столь же презрительно возразил ему Волька. – За солнце я отвечаю.

– А если оно всё же закатится? – спросил Омар Юсуф, давясь от смеха.

– Если закатится, то я буду всегда выполнять самые идиотские ваши приказания.

– Не-ет, – торжествующе протянул Омар Юсуф, – нет, если солнце, вопреки твоему самоуверенному обещанию, всё же закатится – а это, конечно, будет так, – то я тебя попросту съем! Съем вместе с костями.

– Хоть вместе с тапочками, – мужественно отвечал Волька. – Зато если солнце сегодня не уйдёт за горизонт, будете ли вы тогда во всём меня слушаться?

– Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о самый хвастливый и самый ничтожный из магов! Только этому – хи-хи-хи! – увы, не суждено осуществиться.

– Это ещё очень большой вопрос, кому через несколько часов будет «увы», – сурово ответил Волька.

– Смотри же! – предостерегающе помахал пальцем Омар Юсуф. – Судя по положению солнца, оно должно закатиться часов через восемь-девять. Мне даже чуть-чуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе осталось жить меньше полусуток.

– Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе! Вы лучше себя пожалейте.

Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул, открыв при этом два ряда мелких жёлтых зубов.

– Какие у тебя некрасивые зубы, – пожалел его Хоттабыч. – Почему бы тебе, Омар, не завести золотые, как у меня?

Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его душу наполнила самая чёрная зависть.

– По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых зубах, – сказал он как можно пренебрежительнее. – Уж лучше я заведу себе бриллиантовые.

И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбающемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом, Омар Юсуф остался очень доволен.

Только три обстоятельства несколько омрачали его торжество. Во-первых, Хоттабыч не выказал никаких признаков зависти. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но не подал и виду, чтобы не уронить своего достоинства.