Ирина Карнаухова - Белая лебедушка [Русские волшебные сказки]

— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Меня сёстры в лес заманили, меня, бедную, загубили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко. Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Достань, батюшка, хрустальной воды из колодца царского.

Две сестры-завистницы затряслись, побелели, на колени пали, в вине признались. Заперли их под железные замки до царского указа, высокого повеленья. А старик в путь собрался, в город царский за живой водой.

Скоро ли, долго ли — пришёл он в тот город, ко дворцу пришёл. Тут с крыльца золотого царь сходит. Старик ему земно кланяется, всё ему рассказывает.

Говорит ему царь:

— Возьми, старик, из моего царского колодца живой воды. А когда дочь оживёт, представь её нам с блюдечком, с яблочком, с лиходейками-сёстрами.

Старик радуется, в землю кланяется, домой везёт скляницу с живой водой.

Лишь спрыснул он Марьюшку живой водой, тотчас стала она живой, припала голубкой на шею отца. Люди сбежались, порадовались.

Поехал старик с дочерьми в город. Привели его в дворцовые палаты.

Вышел царь. Взглянул на Марьюшку. Стоит девушка, как весенний цвет, очи — солнечный свет, по лицу — заря, по щекам слёзы катятся, будто жемчуг, падают.

Спрашивает царь у Марьюшки:

— Где твоё блюдечко, наливное яблочко?

Взяла Марьюшка блюдечко с яблочком, покатила яблочко по блюдечку, наливное по серебряному.

Вдруг раздался звон-перезвон, а на блюдечке один за другим города русские выставляются, в них полки собираются со знамёнами, в боевой строй становятся, воеводы перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил — всё из глаз сокрыл.

Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. А на блюдечке море волнуется, корабли, словно лебеди, плавают, флаги развеваются, пушки палят. И стрельба, и пальба, дым облако свил — всё из глаз сокрыл.

Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке всё небо красуется; ясно солнышко за светлым месяцем катится, звёзды в хоровод собираются, лебеди в облаке песни поют.

Царь на чудеса удивляется, а красавица слезами заливается, говорит царю:

— Возьми моё наливное яблочко, серебряное блюдечко, только помилуй сестёр моих, не губи их за меня.

Поднял её царь и говорит:

— Блюдечко твоё серебряное, ну а сердце твоё— золотое. Хочешь ли быть мне дорогой женой, царству доброй царицей? А сестёр твоих ради просьбы твоей я помилую.

У царя не пиво варить, не вино курить — всего в погребах много — честным пирком да за свадебку. Ну и был пир на весь мир: так играли, что звёзды с неба пали; так танцевали, что полы поломали. Вот и всё…

некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с молодой женой. Хороша была царица, словно берёзка на поляне, — и бела, и кудрява, и нравом ласкова. Все её любили, все её жалели, только не любила её старшая сестра. И та хороша была — и бела, и кудрява, да сердцем черна, нравом жестока. Крепко она сестре завидовала, на счастливое её житьё зарилась.

Только год прокатил, как поженились молодые. Не успел ещё царь на жену наглядеться, не успел с ней наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо было ехать ему в дальний путь по делам, покинуть жену на чужих людей. Что делать? Говорят, век обнявшись не просидеть.

Долго плакала молодая жена, долго царь её уговаривал. Повелел он ей не покидать высокого терема, дворцового сада, ни в поле не ходить, ни в леса не ездить, чужих советов не слушаться, чужих людей в дом не пускать.

Попрощался с молодой женой и уехал в дальний путь.

Ну, день прошёл, и другой прокатил; скучно царице. Целый день у окошка сидит, на дорогу глядит, на шитьё шёлковое слёзы роняет. Без любимого веселья нет, без хозяина — дом сирота. Вот послала она гонца-скорохода к батюшке своему за старшей сестрой.

«Всё, — думает, — мне веселее будет».

Приехала старшая сестра, по дому бродит, на богатства любуется, а всё ей не нравится. Что няньки-мамки сделают — всё не так, всё не так. И кушанья ей не солоны, и перинушки плохо взбиты, и полы плохо метены. Сестрица её уговаривает, всё по её делает, а ту угомон не берёт. Ну, так день идёт и другой идёт. Вот раз и говорит царице старшая сестра:

— Не могу я всё в терему сидеть, хоть бы по саду прошлись, тоску развеяли…