Молдавские сказки

— Ничего другого мне не надо, хочу я подушечку, на которой ты стоишь.

Увидала старая ворона, что парень стоит на своем, некуда ей деваться, отдала подушечку.

— Береги ее, как зеницу ока, — посоветовала она ему на прощание, — да смотри, не вздумай распороть ее, чтоб внутрь заглянуть. Как вернешься домой, построй видимо-невидимо загонов обширных, и тогда лишь можешь вспороть подушечку.

— Понятно, — ответил парень и отправился в путь-дорогу.

Шел он, шел, да все его гложет желание распороть хоть немного подушечку да заглянуть в нее. "Или обманули меня, или чудо большое в подушечку захоронено. Раз она посоветовала мне такие загоны большие приготовить, — думал парень, — значит, много всякого добра в подушечке спрятано, — давай-ка посмотрим". Только он чуть-чуть надпорол подушечку, а из нее как хлынут животные всякие: лошади, волы, коровы, стада овец, свиней… Мечется парень во все стороны, старается согнать их вместе, да не тут-то было — разбежались они, кто куда. Увидал горемычный, что ничем помочь себе не может, да и заплакал горькими слезами, даже траве вокруг жалко его стало. Охватила его тоска жгучая, так что и свет белый ему не мил. И вот, откуда ни возьмись, подошел к нему железный волк, такой большой, могучий, что от шагов его земля сотрясалась

— Чего ты, молодец, плачешь? — спросил волк, зубами щелкая.

— Как мне не плакать, если приключилось со мной несчастье такое, — и рассказал он волку все, что с ним произошло.

— А что ты мне дашь, если загоню весь скот обратно?

— Если сможешь сделать это, возьми себе свою долю, так чтобы и я не был в обиде, да и ты не прогадал.

— Взять я и без того могу, сколько мне захочется, и ты никак мне не помешаешь.

— Ничем другим отблагодарить тебя не могу. А тебе чего бы хотелось?

— Мне бы хотелось тебя съесть, когда жизнь тебе всего милее покажется.

Задумался парень, и так решил: будь потом, что будет, только бы скот загнать да матушку свою обрадовать, из бедности вызволить.

Обежал железный волк вокруг стад несметных, защелкал зубами, точно в колокола забил, да и загнал скот в подушечку.

На прощание вновь напомнил железный волк парню, что тогда за ним придет, когда жизнь ему всего милее покажется.

Пошел парень своей дорогой, а волк исчез по одному ему известным тропкам.

Вот пришел молодец домой, понастроил загоны большие-пребольшие, сколько взором с крыши мог охватить, затем распорол подушечку и выпустил стада несметные. Весть о чуде том весь мир облетела, и много бояр да царей думали его в зятья залучить, только он и слушать не хотел.

Все жил он с думкой горькою, в ожидании страшной минуты той, когда железный волк явится за обещанным и даже косточки от него не оставит. Увидали люди, что чахнет добрый молодец, как цветок от осенних заморозков, да и сказали ему без обиняков: "Женись, парень, чего мешкаешь". Он туда-сюда, все им зубы заговаривал. Но однажды так его прижали, что не смог отвертеться от ответа прямого, да и молвил:

— Эх, люди добрые, женился бы я, не задумался бы, да вот боюсь, что как затею свадьбу, придет железный волк и съест меня. — И рассказал он им все, как было.

— Ну, вот еще чего убоялся!

— Женись, парень, не посмеет волк сюда к нам прийти, а если и сунется, знаем мы, как шкуру серую с него содрать.

— Нашел, чего бояться, женись, не тужи, ну а волк пусть только появится, найдем мы на него управу.

— Не такие уж мы лопоухие, чтобы волк к нам сам на рожон шел; закатывай свадьбу, парень, не раздумывай.

Послушался парень советчиков своих да и решил жениться.

Веселье и радость царили на свадьбе этой, танцам не было конца, но только собрались все у столов накрытых, чтобы выпить в честь молодых, — как из-под земли железный волк вырос, вот-вот готовый жениха схватить.

Все окаменели от ужаса, никто ведь от сотворения мира не видал волка такого. Весь железный, клыки длинные и острые, глаза большие, как тарелки, хвост, что тополь, а сам такой тяжелый, что еле его земля носила.

— Ау-ау! жених счастливый, проглочу тебя я живо, — завыл волк, зубами щелкая.

А на столе перед женихом лежал каравай и, чувствуя, что будет худо, и свадьба сулит вместо радости влюбленных — слезы, стон и похороны; вместо песен, вместо скрипки — горестной вдовицы крики, заговорил каравай громким голосом:

— Остановись-ка, волк железный, потерпи немного да меня послушай.

Не очень-то хотелось волку слушать, но присел он и внимает.

— Перед тем, как в землю меня посадить, семена мои известкой посыпают, брызгают, протравляют, а я все терплю, терпи и ты, волк!