Жорж Санд - Бабушкины сказки

– Значит, вы буддист? – спросил собеседник сэра Вильяма.

– До известной степени, – ответил англичанин.

– Однако мы могли бы найти какую-нибудь тему, более занимательную для детей, которые нас слушают.

– Меня это очень интересует, – заметила одна маленькая девочка. – Можете ли вы мне сказать, чем я была до того, как сделалась девочкой?

– Ангелочком, – ответил сэр Вильям.

– Пожалуйста, без комплиментов! – воскликнула малютка. – Мне кажется, что я была птичкой. Я как будто всегда сожалею о том времени, когда я порхала по деревьям и делала все, что мне вздумается.

– Это сожаление является пережитком отдаленных воспоминаний. Каждый из нас питает пристрастие к какому-нибудь животному, и с ним вместе переживает впечатления, словно раньше сам их перечувствовал.

– Какое ваше любимое животное? – спросила я.

– Пока я был англичанином, я больше всего любил лошадей. С тех пор как я поселился в Индии, стал отдавать предпочтение слонам.

– Но ведь слон уродлив! – воскликнул один мальчик.

– Да, по нашим понятиям. Мы считаем за идеал четвероногого животного лошадь или оленя. Мы любим гармонию очертаний, потому что всегда все сравниваем с типом человека, который является совершеннейшим проявлением этой гармонии. Но когда покинешь умеренные страны и очутишься перед лицом тропической природы, вкус изменяется. Глаз привыкает к другим линиям; дух возносится к более грандиозному творчеству, и даже оборотная сторона медали нас не отталкивает. Индус, маленький, черный и невзрачный, не похож на царя вселенной. Зато англичанин, румяный и плечистый, в той стране кажется более представительным, чем у себя дома. Однако тот и другой совершенно теряются среди окружающей величественной природы. Художественное чувство требует более внушительных форм, и человек невольно проникается уважением к тем существам, которые могут гордо развиваться под жгучим солнцем, обесцвечивающим род людской. Там, где есть массивные скалы, чудовищные растения, страшные пустыни, власть человеческая теряет свое обаяние, и чудовище является нашему взору, как высшее проявление чудесного мира. Древние обитатели Индии понимали это. Их искусство заключалось в воспроизведении чудовищных форм. Изображение слона увенчивало их храмы. Боги их были чудовищами и колоссами. Не удивляйтесь, если я вам скажу, что вначале находил это искусство варварским, но потом настолько привык к нему, что стал им восхищаться и находить наше искусство холодным. В Индии вообще принято возвеличивать слона. Изображения его чрезвычайно разнообразны: по мысли художника он воплощает в себе то грозную силу, то благодетельную кротость божества. Древние путешественники утверждают, что самому слону поклонялись, как богу, но я этому не верю. Он служил и поныне служит только символом божества. Белый слон сиамских храмов до сих пор считается священным животным.

– Расскажите нам об этом слоне! – хором воскликнули дети. – Он вправду белый? Вы его видели?

– Я его видел, и во время празднеств, устроенных в его честь, со мной произошло нечто странное.

– Что такое? – допытывались дети.

– Не знаю даже, сказать ли вам. Я боюсь, что вы усомнитесь в моей правдивости и подумаете, что я сочинил свой рассказ из желания соперничать с поучительной историей нашего почтенного хозяина.

– Расскажите, расскажите! Мы не будем критиковать, мы будем слушать вас с полным вниманием.

– Хорошо, дети, – ответил англичанин. – Я расскажу вам, что со мной случилось. Я любовался величием священного слона, который шел размеренным шагом под звуки музыки и отбивал такт хоботом. Индусы, которые относятся к нему, как рабы к повелителю, держали над его головой красные с золотом опахала. В это время я сделал над собой особенное усилие, чтобы прочесть мысли, отражавшиеся в его спокойных глазах. Внезапно я почувствовал, что в моей памяти воскресает ряд прошлых существований, обыкновенно забываемых человеком.

– Как! Вы верите?..

– Я верю, что иные животные кажутся нам сосредоточенными и задумчивыми, потому что они вспоминают. Человек же забывает, потому что у него слишком много дел.

– Расскажите нам свои воспоминания, – перебил его хозяин. – Мне очень интересно слышать, что вы испытали то же ощущение, которое и я пережил несколько раз в жизни.

– Извольте, – ответил сэр Вильям. – Признаюсь, что ваша просьба меня сильно волнует. Если мое видение во время церемонии, сосредоточенной около священного слона, было сном, то, во всяком случае, настолько ясным и отчетливым, что я не забыл ни малейшей подробности. Я тоже был когда-то слоном, белым слоном, следовательно, священным. Я вспомнил свое существование с самого детства, которое я провел в лесах Малаккского полуострова.