И халиф с приближёнными поднялся (а с ним вместе был его брат Абу-Иса), и они отправились к дому Али ибн Хишама.
И когда ибн Хишам узнал об их приходе, он встретил их наилучшим образом и поцеловал землю меж рук халифа, и затем он пошёл с ним во дворец и отпер покои, лучше которых не видали видящие: пол, колонны и стены были выложены всевозможным мрамором, который был разрисован всякими румскими рисунками, а на полу были постланы циновки из Синда [429], покрытые басрийскими коврами, и эти ковры были изготовлены по длине помещения и по ширине его.
И аль-Мамун посидел некоторое время, оглядывая комнату, потолок и стены, и затем сказал: «Угости нас чемнибудь!» И Али ибн Хишам в тот же час и минуту велел принести ему около ста кушаний из куриц, кроме прочих птиц, похлёбок, жарких и освежающих. А после аль-Мамун сказал: «Напои нас чем-нибудь, о Али!» И Али принёс им вина, выкипяченного до трети, сваренного с плодами в хорошими пряностями, в сосудах из золота, серебра и хрусталя, а принесли это вино в комнату юноши, подобные месяцам, одетые в александрийские одежды, вышитые золотом, и на груди их были повешены хрустальные фляги розовой воды с мускусом. И аль-Мамун пришёл от того, что увидел, в сильное удивление и сказал: «О Абу-ль-Хасан!» И тот подскочил к ковру и поцеловал его, а затем он встал перед халифом и сказал: «Я здесь, о повели гель правоверных!» И халиф молвил: «Дай нам услышать какиенибудь волнующие песни!» – «Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных!» – ответил Али, и затем он сказал кому-то из своих приближённых: «Приведи невольницпевиц!» И тот отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И евнух скрылся на мгновение и пришёл, и с ним было десять евнухов, которые несли десять золотых скамеечек, и они поставили их, и после этого пришли десять невольниц, подобных незакрытым лунам или цветущим садам, и на них была чёрная парча, а на головах у них были венцы из золота. И они шли, пока не сели на скамеечки, и стали они петь на разные напевы, и аль-Мамун взглянул на одну из невольниц и прельстился её изяществом и прекрасной внешностью.
«Как твоё имя, о невольница?» – спросил он. И девушка ответила: «Моё имя Саджахи, о повелитель правоверных». – «Спой нам, о Саджахи», – молвил халиф. И невольница затянула напев и произнесла такие стихи:
«Иду я, испуганный беседой с любимою,
Походкою низкого, двух львов увидавшего.
Покорность – мой меч, и сердце в страхе, влюблено? —
Страшны мне глаза врагов, глаза соглядатаев.
И к девушке я вхожу, что в неге воспитана,
Похожей на лань холмов, дитя потерявшую».
«Ты отлично спела, о невольница! – сказал халиф. – Чьи это стихи!» – «Амра ибн Мадикариба аз-Зубейдй, а песня – Мабада» [430], – отвечала невольница. И аль Мамун, Абу-Иса и Али ибн Хишам выпили, а потом невольницы ушли, и пришли ещё десять невольниц, и на каждой из них быля шёлковые, йеменские материи, затканные золотом. И они сели на скамеечки и стали петь разные песни, и аль-Мамун посмотрел на одну из невольниц, подобную лани песков, и спросил её: «Как твоё имя, о невольница?» И невольница отвечала: «Моё имя Забия, о повелитель правоверных». – «Спой нам, о Забия», – сказал аль-Мамун. И девушка защебетала устами и произнесла такие два стиха:
«Девы вольные, что постыдного не задумали —
Как газелей в Мекке ловить их нам запретно.
За речь нежную их считают все непотребными,
Но распутничать им препятствует их вера».
О А когда она окончила свои стихи, аль-Мамун сказал ей: «Твой дар от Аллаха…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста шестнадцатая ночь
Когда же настала четыреста шестнадцатая ночь, она оказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда невольница кончила декламировать, альМамун сказал ей: „Твой дар от Аллаха! Чьи это стихи?“ – „Джерира, – ответила девушка, – а песня – ибн Сурейджа“ [431].
И аль-Мамун и те, кто были с ним, выпили, и невольницы ушли. А после них пришли десять других невольниц, подобных яхонтам, и на них была красная парча, шитая золотом и украшенная жемчугом и драгоценными камнями, и были они с непокрытыми головами. И они сели на скамеечки и стали петь разные песни, и аль-Мамун посмотрел на невольницу среди них, подобную дневному солнцу, и спросил её: «Как твоё имя, о невольница?» – «Моё имя Фатии, о повелитель правоверных», – отвечала она. И халиф сказал ей: «Спой нам, о Фатин». И она затянула напев и произнесла такие стихи:
«Подари мне близость – ведь время ей пришло теперь,
Достаточно разлуки уж вкусила я.
Ты тот, чей лик все прелести собрал в себе,
Но терпение я покинула, на него смотря,
Я жизнь свою истратила, любя тебя,
О, если бы за это мне любовь иметь!»
Читать дальше