Пин Гвин все писал и писал и однажды, поставив наконец точку, протянул плавник, чтобы взять последнюю рыбешку. И дернул же его черт это сделать! Рыбка, которая, судя по всему, уже разморозилась, с яростью впилась ему в плавник. Пин Гвин взвыл от боли, посмотрел себе под ноги и увидел, что ледяной пол его кабинета почти совсем растаял и в нем появилась здоровенная дыра, через которую виднелись морские волны. В этой дыре торчала голова рыбки, укусившей Пин Гвина. Рыбка заговорила:
Пин Гвин, Пин Гвин,
что ты там сидишь один?
Нынче всем уж не до льдин!
Так что брось свою науку
и учись нырять, Пин Гвин!
Произнеся это, рыбка исчезла, и тогда Пин Гвин выскочил из своего кабинета. От того, что он увидел, у него отвисла челюсть. Ледяного острова, можно сказать, больше не существовало. Школа исчезла совсем, от дома остался только кабинет, на крыше которого сгрудились испуганные насмерть Пин Гвиниха и тридцать шесть Пин Гвинят. А вокруг остатков льдины дымилось, кипело и сверкало на обжигающе горячем солнце море экватора. Пин Гвиниха закричала:
— Что же теперь делать, Пин Гвин?
Муж ничего ей не ответил: он озирался по сторонам и, что делать, сам не знал. Да, он видел, что его ледяной остров растаял, но не хотел признаться в своей ошибке. Выход из положения нашел один из Пин Гвинят, а именно Пин Гвиненок Восемнадцатый. Хоть малыш и не слышал совета бывшей замороженной рыбки, он вдруг весело закричал:
— Папа, мне очень жарко, я сейчас прыгну в воду и искупаюсь.
Сказал — и прыгнул. Все остальные Пин Гвинята последовали его примеру. Следом за детьми прыгнула мама. Наконец прыгнул в море и сам Пин Гвин, решивший, что не след уступать инициативу мальчишке. Впрочем, льдина превратилась уже в прозрачную скорлупку, и, если бы Пин Гвин не прыгнул, он все равно очутился бы в воде.
Как Пин Гвин, Пин Гвиниха и тридцать шесть Пин Гвинят возвратились вплавь на полюс — это уже совсем другая история. Мне же остается только сообщить вам, что сегодня у них все как прежде: семейство Пин Гвинов живет на ледяном острове, Пин Гвин преподает географию. Но тема его лекций изменилась. Теперь они называются так: «Лед не вечен. Причины и следствия». Совсем как в поговорке:
Поверишь морозам —
останешься с носом.
Зима не вечна —
простите сердечно!
Не пристало Фи Лину любить Жу Равку
Несколько миллиардов лет тому назад жил у себя в гнезде один старикашка Фи Лин, слывший ужасным мизантропом. Гнездо его было устроено в пещере, а сама пещера находилась на отвесном склоне горы, вершина которой дырявила небо, а подошва терялась в бездонной пропасти. У входа в пещеру торчал скалистый выступ, и каждую ночь Фи Лин слетал с него вниз, отправляясь на охоту за мышами, чтобы было чем пообедать на следующий день. Фи Лин ни за что не хотел жениться; нашли дурака, думал он. С какой это стати я приведу к себе в дом какую-то чужую птицу? Домашнее хозяйство вел у него добрый и преданный слуга по имени Нето Пырь, у которого была, однако, дурная привычка вечно висеть вниз головой, уцепившись коготками за потолок. Эта привычка, по мнению Фи Лина, влияла — да и могло ли быть иначе? — на образ мыслей Нето Пыря.
— У того, кто висит вниз головой, — говаривал Фи Лин, — и мысли в конце концов переворачиваются вверх тормашками.
Слова эти довольно скоро нашли свое подтверждение. Однажды, ближе к вечеру, Фи Лин, собираясь на охоту за мышами, присел на свой скалистый выступ, как вдруг далеко-далеко в чистом вечернем небе он увидел что-то вроде белого извивающегося шлейфа, который двигался по направлению к его горе, то укорачиваясь, то вытягиваясь. Что бы это могло быть? Фи Лин пригляделся к шлейфу и наконец понял, что это огромная стая Жу Равлей, летевшая, как и каждую осень, зимовать на Юг.
Фи Лин терпеть не мог Жу Равлей, взбалмошных птиц, которым почему-то не сидится на месте: то они устраивают гнезда где-нибудь на поле в Германии, то разгуливают под баобабами в Африке.
— Я же, — говорил Фи Лин, — не эмигрирую, не бросаю все свои дела и не мчусь на какое-то там озеро Чад!
Вот почему и в тот вечер Фи Лин, как всегда, забился поглубже в свою пещеру и сидел в темноте неподвижно, широко раскрыв свои желтые глаза и дожидаясь, когда стая пролетит мимо.
Но Жу Равли все летели и летели; их были сотни, и шум от них стоял ужасный, так как птицы эти любят поболтать и даже в полете ни на минуту не перестают обмениваться новостями. Фи Лин смотрел, как мимо его пещеры течет эта река из белых перьев, и от великого отвращения только хлопал своими фосфоресцирующими глазами, словно от оплеух. Наконец пролетели последние отставшие птицы, и шум, слава богу, стих.
Читать дальше