Марчелло Арджилли - Истории из предыстории. Сказки для взрослых

Долго ли, коротко ли они плыли, но только температура воды поднялась с миллиарда градусов ниже нуля до миллиарда градусов выше нуля. Мама родная, до чего стало жарко! М. Орж пока ни о чем не думал. Его мозг, привыкший за миллион лет не думать, был еще как бы парализован. Однако, продолжая плыть, он время от времени спрашивал У. Гря:

— У. Горь, любезный мой У. Горь, скажи, ты уже думаешь?

— Еще как, — отвечал тот.

— А что ты думаешь?

— Много чего, и все про тебя.

— Что же именно?

— Ну, этого я тебе не скажу, а то еще обидишься.

М. Оржу стало не по себе. На полюсе, как мы уже говорили, никто ни о ком ничего не думал. А вот теперь какой-то У. Горь, воспользовавшись тем, что в Тро Пиках мысли остаются невидимыми, думал о нем бог знает что. Сплетник, дурак, лицемер! Тут М. Орж вдруг заметил, что сам думает об У. Гре, и думает очень плохо; ясно, что и У. Горь со своей стороны так же плохо думает о нем. Впрочем, то же самое происходило у него в Тро Пиках с каждым, кого он встречал на своем пути. Все рассыпались перед М. Оржом в любезностях: «Добро пожаловать к нам, да какой ты красивый, да какая у тебя умная морда, какие выразительные глаза, какие роскошные усы» и т. д. и т. п. Но М. Орж был уверен, даже больше чем уверен, что, будь это на полюсе, он смог бы прочитать в воздухе ледяные слова: «Только его здесь и не хватало, этого урода. Ну что за харя, что за поросячьи глазки, что за обвислые усы» и т. д. и т. п. Уверенность, что в Тро Пиках все думают прямо противоположное тому, что говорят, отравляла М. Оржу жизнь на новом месте.

Однажды он увидел, как посреди Гвинейского залива под жарким, раскаленным до полутора миллиардов градусов солнцем какой-то темнокожий тип по имени Аф Риканец, сидя в лодке с женой и детьми, пел песенку для У. Гря, а тот слушал, разинув рот от восторга:

У. Горь, очарованный столь любезными словами, позабыл, должно быть, о том, что в Тро Пиках говорят одно, а думают другое, и приблизился к лодке. Тогда Аф Риканец ловко забросил невод, и в мгновение ока бедный У. Горь был пойман, разделан, обвалян в сухарях, поджарен и проглочен. И все это на глазах у потрясенного М. Оржа.

Уплывая, он думал: вот ужас! Какие же мы, обитатели полюса, молодцы: никогда ни о чем не думаем, а если и думаем, то каждый может узнать, о чем именно.

И все же, в какой-то мере из-за приятной новизны мест и обычаев, а возможно, из-за лени, М. Орж не спешил вернуться на полюс. К тому же — с этим нельзя не согласиться — очень уж была соблазнительной сама возможность думать так, чтобы другие не могли прочесть твоих мыслей, а главное — думать совершенно противоположное тому, что ты говоришь и делаешь. Вот М. Орж и остался в Тро Пиках и перенял местные обычаи. Конечно, это был не тот честный и открытый мир, в котором он жил на полюсе, зато возможность думать что угодно без всякого контроля со стороны позволила ему сделать неожиданные успехи в общем развитии. Думал, думал М. Орж и додумался, например, до мыслей очень высоких, прямо-таки философских, ну, например, таких: кто мы? откуда мы взялись? каково наше предназначение? почему мы живем? к чему придем?

В общем, он задавал себе все те вопросы, над которыми задумываются, когда живут не для того, чтобы есть, а едят для того, чтобы жить. Ответы же были такими: мы все М. Оржи; взялись мы с полюса; наше предназначение — есть рыбу; живем мы потому, что нас создало по образу и подобию своему некое высшее существо, этакий гигантский М. Орж; в конце концов мы покинем край Тро Пиков, где все такие лживые и лицемерные, и вернемся в места, где царят честность и правдивость, то есть на полюс.

Тут-то и наступил конец путешествию М. Оржа в Тро Пики. В один прекрасный день, когда ему надоело думать одно, а говорить другое, М. Орж поплыл к полюсу. Да, думал он, какое блаженство ни о чем больше не думать, лежать-полеживать себе бездумно, без всяких этих мыслей еще какой-нибудь миллиончик лет!

Как же он заблуждался! Добравшись до полюса и расположившись на своей старой льдине, М. Орж заметил, что дурная привычка оказалась прилипчивой, и как он ни старался, а не думать уже не мог. При этом мысли его, конечно, тотчас же начинали реять у него над головой, складываясь в слова из сверкающих и прозрачных ледяных букв. Медведи, пингвины, тюлени, рыбы и рыбешки при виде этих замерзших мыслей, обгоняя друг друга, бежали прочь, подальше от М. Оржа. Ну да, потому что думать в те времена на полюсе считалось по меньшей мере неприличным — все равно как у нас разгуливать нагишом по улице.