Виктор Близнец: Земля светлячков

Они прошли в боковую комнатку, которая походила на низкий подвальчик, и уселись в мягких креслах.

— Мармусия! — позвал Сиз. — Прошу вас, принесите нам кое-что из тех запасов, из светлячковых мальков и гибридов, которые мы показываем только лучшим гостям. А заодно приготовьте три чашечки кофе коро-хоро.

Вошла высокая, прямая, необычайно сухопарая стоусиха. Не сказать бы, что ей девяносто лет, ну разве что от силы семьдесят. Она была вся в чёрном, только белый воротничок облегал её тонкую шею. Да ещё белые серебристые волосы были гладко зачёсаны назад. Говорили, что в молодые годы она ездила в Юхландию, училась там в королевском колледже и, наверное, оттуда привезла некоторую холодность, горделивую осанку и нестоусовскую сдержанность в разговорах и жестах.

— Коро-хоро приготовьте, дорогая Мармусия, так, как я люблю: густенько, густенько и с жёлтой пеночкой! — напомнил ей Сиз.

— Вы хотите сказать, — холодно переспросила Мармусия, — чтобы я влила туда берёзового сока?

— Верно, верно, берёзового сока!

— И добавила каплю тернового молочка.

— Вот, вот, вот! Именно тернового молочка.

— И всыпала немножко тминных зёрен!

— Да-да-да! Именно немножко тминных зёрен!

— И приправила сверху тёртыми орехами?

— Правильно! Правильно, Мармусия! Именно так: когда кофе закипит и начнёт уже густеть, тогда сверху посыпьте, натрясите толчёных орехов, легонько посыпьте, чтобы они, знаете, пудрой, пудрой лежали на жёлтой пенке. Особенно на краях!

— Так вот! — выпрямила спину Мармусия и холодно глянула на Сиза. — Всё это я знаю сама. Знаю с шестнадцати лет, с королевского колледжа. И пора понять: не нужно подсказывать вашей сестре, которая всю жизнь готовит кофе коро-хоро и подавала его самому Чуй-Головану.

Мармусия поджала губы и вышла из комнаты. За ней повеяло холодом и неприступностью.

— Деда, — тихо шепнул Чублик. — А кто такой был Чуй-Голован?

— О-о! — встопорщил брови Вертутий. — Это был величайший на свете сорвиголова, отчаянный смельчак, спортсмен-тарзанник. Прыгал на тарзанке через пропасти. И что вытворял! Однажды, помню, осенью это было, кхе-кхам! Собралось полно лесного народа. И вот он летит на тарзанке, над головами, аж вихрь несётся за ним, и вдруг — хоп! — подхватил Мармусию на лету и через глубоченный каньон на руках перенёс. В воздухе! М-да-а, отлетался, голубчик… Сломил себе голову. Мармусия (слышал, что она была его наречённой) вот уже пятьдесят и ещё тридцать лет не снимает чёрного траурного платья…

Посидели немного молча, каждый углубившись в своё: кто вспоминал рыбу с хитрющим фонариком на носу, кто представлял себе, как сейчас толкутся орешки и сыплются в густой ароматный кофе. А кто просто сидел и философски приговаривал в потолок: «Кхе-кхам!.. Оно что же… Оно, конечно, если то, то оно, конечно, может-таки, и это…»

После долгой паузы Вертутий откашлялся и, всё ещё сладко и задумчиво глядя в потолок, спросил с присущей ему прямотой:

— Сиз, давно я вас хотел спросить: вот для чего вы разводите светлячков? Ну вот вы ездите по свету (и новые калоши кажется загубили в болотах Берберии, и крокодил вам откусил половину плаща и сьел шапку), а вы всё ездите, собираете всяких светлячков, выращиваете их в теплицах, а потом…

— Как?! — подпрыгнул Сиз, и его седая шевелюра гневно и грозно встопорщилась. — Как?! — повторил он. — Я вас не расслышал, Вертутий, или мне, может, показалось? Вы спросили: зачем? Позвольте, позвольте! А почему я вас не спрашиваю: зачем, так,

так, зачем вы разводите свои ветрячки, и уже сорок лет их разводите, и уже развели их пять тысяч семьсот, или семь тысяч пятьсот, и вот скажите мне: за-чем?..

— Ну-у, — прогудел озадаченно Вертутий, видно, не ожидая, что своим простым вопросом накличет на себя такую бурю и гром.

— Вот вам и «ну»! Вот вам и «ну» после вашего позорного «зачем!» Хе, «зачем» спрашивают! Да вы знаете?..

Сиз даже опёрся на локти, пронизывая Вертутия насквозь своим возмущённым взглядом. Усы и седая шевелюра у Сиза ощетинились белыми колючими иголками. (Когда-то мне в Африке знаменитый путешественник Васько Дегаман сказал: «Если у льва поднялась щёткой шерсть и вздыбилась грива, не подходи, обойди его стороной, ведь он не собирается с тобой шутить». Что-то подобное творилось сейчас и с нашим Сизом…) Но Сиз вдруг откинулся на спинку кресла, засмеялся и уже другим тоном, с горькой прохладой после взрыва, промолвил: