Виктор Близнец - Земля светлячков

Она треснула его веслом между ушей. Он айкнул не так, как все, а в полный голос. Да и прыгнул он, как ужаленный, выше Мармусии и со всех лап пустился догонять своих.

Пока Мармусия угощала одного, а за ним ещё двоих здоровил, а потом надушенным платочком вытирала руки и брезгливо морщилась: «Фу, фу, какие неряхи!» — Вертутий и Чублик не медлили ни мгновения: они перетащили в чёлн Сиза, положили его в сено, затем понесли на руках бесчувственного деда Лапоню.

Забрали Мармусию и скорее поплыли.

Речка быстро несла их вниз к озеру, гнала и кидала лодки на узких перекатах, но пещерники быстро опомнились. Одни повернули и лесом помчались к стоусовским жилищам, сбивая на пути деревья. А другие обозлённой чередою кинулись по-над берегом за челнами. Они бежали, хекали, звенели шпорами, пускали копья и стрелы, и Мармусии не раз доводилось показывать им золотое сосновое весло, блеск которого сразу отпугивал весь дикий табун.

Стоусы плыли но всё с большей и большей тревогой поглядывали на далёкий лес: там, над озером, где их селение, вставали и закручивались в небо пепельно-чёрные дымы.

— У нас что-то горит в посёлке! — прошептал до крайности поражённый Чублик; губы у него запеклись от жажды, от всего пережитого за сегодня.

Лесная речка вынесла долблёнки в озеро, а над озёрными плесами ещё сильнее тянуло дымом и гарью. Издалека доносились возгласы, беспорядочные перекрикивания, чужие голоса.

Вертутий нахмурился, велел быстрее грести к Сизову подворью; ему казалось, что именно там творится что-то плохое.

Густой дым, и вправду, вился над Сизовым домом. Тяжёлую тёмную тучу несло над чистой водой, и светлая вода затягивалась сизой плёнкой пепла, падающего с неба.

Тем временем…

Сиз плыл себе на дне челна, как в колыбели. Та вот всем существом, и слухом, и кончиками усов почувствовал, что близко его домик и что там, в родных стенах, корчится и шипит от огня живое дерево и кора.

Сиз проснулся, тревожно спросил: «Где моя трубка?». Трубка торчала у него в зубах. (Потому и спросил про неё шепеляво, одной половинкой рта). Поднялся, встал в челне на ноги и ещё с прикрытыми глазами, словно через порог дома, ступил с челна прямо в воду. Хорошо, что они подплыли к берегу. В каком-то ослеплении, отмелью Сиз побрёл через воду на берег, за ним прыгнула Мармусия, и они вдвоём, все быстрее и тревожнее, зашагали лестницами к дому.

У Сиза так и сверкнуло перед глазами: «Светлячки… светлячки… музей… величайшая, ценнейшая в мире коллекция!»

Но чудо: дом стоял целый. Он только немного пожух, сверху кое-где взялся сизоватыми клочками гари.

Сиз машинально, без всякой мысли ткнул в стену чубуком. И дом рухнул.

Весь сразу осел на землю — с сухим шелестом. А из пепла, как ночное привидение, встало облачко дыма и долго стояло, заглядывая стоусам в глаза. И они, остолбенев, тоже глядели на облачко, на её змеящиеся косы, словно ждали от него ещё какого-то явления. Молча стояли Сиз, Вертутий, Чублик, Мармусия. Им всем запорошило щёки этим сухим прахом.

Облачко осело — и стало видно обгорелый вход под землю. Тёмную яму, присыпанную свежим пеплом.

Хорошо, что спальня и музей у Сиза были спрятаны на глубине, под крутым песчаным берегом.

Стрела с чёрным огнём какого-то бродяги угодила в дом, и старый кленовый пень выгорел весь дотла, до самого глубокого корневища в песке. Но спальню и подземные галереи огонь не достал — задымлённые, потрескавшиеся у входа, они всё-таки остались целы.

«Где они взялись на нашу голову? — думал про мохнатых страшилищ Чублик. — Мы так хорошо жили себе над нашими озёрами. Дядька Хвороща сажал на огороде свои дыни, дядька Сиз выращивал светлячков, а мой дед собирался сделать такую мельницу, чтобы она крутилась в полной тишине, без малейшего ветерка. И вот они набежали на нас, эти дикие, эти страшные приблуды. Что им нужно тут?.. Наверное, у тех пещерных приблуд так заведено: где сила, они обходят, где видят, что одолеют, — туда всей ордой. Но разве мы слабее их?»

Сиз, Вертутий, Мармусия глядели на сгоревший дом, на тучку-змею, которая присела и спряталась в груде пепла, и беспокойные мысли сновали на их встревоженных лицах.

Мармусия первая опомнилась и решительно сказала:

— К вам, Вертутий! Как бы и там, у вас, не походили эти болотные лапищи!

Давно такого не было на озёрах: день стоял в разгаре, с неба палило яркое солнце, а две кучки стоусов и триусов, вместо того чтобы отсыпаться в прохладных домах, как им назначено самой природой, махали вёслами, надрывались, гнали лодки к Верхнему озеру.