Виктор Близнец - Земля светлячков

Мармусия сразу накинула на лицо чёрный платок, стала неприступная, как мавританка. Чублик и Вертутий заслонились от солнца ладонями. Грести стало тяжело: сон, разморенность, усталость тяготили, страшной тяжестью навалились им на плечи и руки, и Чублик не замечал, как он, уже совсем сонный, склонился, клевал носом в колено. Он тут бы и заснул, но что-то — чужое и страшное — разбудило его.

Силой, просто насильно приоткрыл себе веки.

Вертутий и Мармусия ещё гребли (тяжело, вслепую, раз за разом тыкаясь лодками в берега), но вот и их что-то насторожило.

С горы, от Щербатых скал гулом, эхом катились в долину дикие переклички, рёв, топот. Чублик знал, что всё это означает: с таким шумом начинали погоню те лесные приблуды.

— Это они! — сказал Чублик. — Те, что гонялись за нами!

Теперь все трое увидели: здоровилы в косматых плащах-накидках летели, прыгали через кусты, неслись долиной к Кабаньей речке. Видно, что-то их очень привлекало там, на берегу. Пещерники мчались наперегонки, чуть не разрывались.

— Туда! — сказал Вертутий.

Он сел за весло, а Мармусия тут же вытащила из-под платка какой-то маленький узелок, и на её ладони вспыхнули ярко-красные ягоды.

— Быстро! Пожуйте немного! — она тыкала каждому в рот этим мягким пучком. — Это ягоды нашего лесного лимонника, они отгоняют прочь сон и возвращают силы.

Чублик, ещё сонный, вяло пожевал губами, и вдруг — гляди! Кислый, терпкий сок будто разлился по всему телу, глаза у него раскрылись, в мыслях и в целом мире ему сразу посветлело.

— Давайте я погребу!

Он теперь видел: кто-то лежал на берегу головой в кусте и спал себе беззаботно, ни про какие беды, наверное, не ведая. Нет, даже не один лежал, а двое, и к ним мчалась сверху толпа здоровил, грозя дубинами и копьями.

Здоровилы заметили одну, а потом и другую лодку, заревели сильнее и кинулись наперегонки, чтобы загородить дорогу к сонным. Началась страшная гонка — кто быстрее! У Чублика аж потемнело в глазах, он стал во весь рост, грёб и грёб веслом, грёб ошалело и беспамятно, сухой огонь жёг ему руки и лицо, а тут рёв и треск, который приближался, а тут крик Вертутия:

— Сынок, давай! Давай, сынок! Кхем!

Наверное, рёв и стремительный топот разбудили одного из тех, кто спал над речкой. Он в сладкой дремоте поднял голову, невидяще уставился в небо. Кто б не узнал теперь нашего доброго знакомого — белые усы серпом и трубка, которая свисала аж до груди!

— Деду, это же Сиз! Это наш Сиз, деду! — закричал и в слезах засмеялся Чублик.

— Давай, сынок! Давай, в пень и в колоду их! — стиснул зубы Вертутий.

Они гребли изо всех сил, долблёнки аж подпрыгивали на воде, но видно было: здоровилы обгонят их, опередят, первыми доберутся до тех, до двоих сонных.

И тогда произошло что-то необычное.

На полном ходу Мармусия — молниеносно! — перемахнула из челна на берег. Это был удивительный прыжок, таким прыжком мог бы всю жизнь гордиться её отчаянный рыцарь-тарзанник Чуй-Голован. Мармусия не только перелетела в воздухе на крутой берег, махнув над водой чёрным платьем, а и успела выхватить у Чублика весло и крикнуть им:

— Берегом, берегом тяните челны! Спасайте тех двоих несчастных! А я тут поговорю с ними!

Вышла немного вперёд и стала на лугу.

Закутанная в тёмное платье, с платком на глазах, она сурово и высоко подняла над собой весло.

Чублику казалось: ватага здоровил сейчас налетит на неё, сотрёт, затопчет, а потом — стадом буйволов — ринется к речке. Гвалт, рёв неслись лугом и хищной стеной прямо на неё. Впереди мчался страшный здоровила, косматая накидка на нём топорщилась, как шерсть на рассерженном тигре. Кто знает, может, это был тот самый приблуда, которого она уже огрела веслом около своего двора. Он нёсся на неё прямо грудью, ещё немного — и сбил бы с ног. Но вот совсем рядом с ней айкнул (может, от блеска весла), свернул с разгона вбок, даже землю вихрем поднял, и, словно сорванное колесо, помчался косыми прыжками-зигзагами всё дальше и дальше под гору. За ним все воины-приблуды повторили тот же дикарский прыжок перед Мармусией: айкнув, они отскакивали прочь и мчались разьярённым стадом след в след за первым здоровилой.

Видно, так у них было издавна заведено: повторять всё, что делает старший, даже если бы тот, первый, прыгнул в огонь или в пропасть. Правда, один громила вырвался из хищного круга, близко, почти вплотную добежав до Мармусии.

— Фу! — сказала Мармусия. — И от тебя горелым пахнет! Иди причешись, бесстыдник!