Ульф Нильсон - Последнее дело?

Какой чудный сон…

Но ближе к вечеру кое-что произошло. Панг! Дверь в отделение распахнулась. Комиссар сел в кровати, а Жаби подскочила на стуле.

В отделение влетел камень. Что это было?

Жаби первая подбежала и увидела, что камень обёрнут в бумажку. Жаби развернула её. Но ничего не поняла. Там не было ни гор, ни змей. Она узнала только топор и палатку.

Жаби поспешила отдать бумажку комиссару.

На бумажке было написано ВОРОНА.

— Анонимка! — сонно пробормотал комиссар. — Кто-то хочет выдать нам имя злодея, но сам желает остаться в тени. Кто бы это мог быть?

Жаби взяла бумажку и понюхала её. Пахло шерстью, морковкой и травой.

— Это кролик! — закричала она.

— Браво! — сказал Гордон.

Коллеги поспешили к двери, комиссар — прямо в пижаме.

— Пистолет не возьмём, да? — уточнила Жаби, задержавшись у стеклянного шкафчика, в котором он был заперт.

— Нет, пистолет мы не берём никогда! — ответил Гордон. — Пистолет — это смертельно опасная штука. Полиция должна только тщательно охранять его…

И скорее за дверь!

Невдалеке они действительно увидели кро-

лика. Он старался выглядеть невинно — насвистывал и смотрел на небо.

— Держи его! — крикнула Жаби.

Комиссару удалось схватить кролика за мягкий хвост.

— Я ничего не скажу! Я боюсь! — пропищал кролик.

Он высвободил свой хвостик и поскакал прочь. Он исчез так быстро, что его в жизни никто бы не догнал.

А Гордон упал и ударился лбом об собственную руку.

Комиссар сел, из глаз его полились слёзы. Он тихо плакал.

Жаби погладила его по лбу.

— Ай-ай-ай, — сказал Гордон.

И они заковыляли обратно в отделение. Гордон опирался на Жаби. Слёзы капали ему под ноги, оставляя мокрую дорожку, которая протянулась до самой его кровати.

Комиссар сидел на кровати и плакал. Жаби была удивлена. Вроде он не сильно ушибся. Однако он плакал.

— Шишка очень большая? — спросил Гордон. Жаби искала, искала.

— Нет, — в конце концов ответила она. — Так, с комариный укус.

— Ай-ай-ай, — опять сказал Гордон. — У нас найдётся широкий пластырь?

Великий герой комиссар Гордон плакал, как маленький ребёнок. Жаби ничего не понимала.

— Хочешь, я подую? — предложила она. — Пфу, пфу, пфу! А потом заешь кексиком…

— Да-а, — жалобно согласился Гордон. — А что у нас сейчас — утро, день или вечер?

Комиссар жадно запихнул в себя четыре кекса. Рот был набит битком!

— Странное письмо, — заметила Жаби. — Я была уверена, что это сорока всех дразнит. Почему кролик написал, что это ворона? Когда я встретила ворону, она была грустная. Как будто её кто-то дразнит. Не понимаю. Ведь так не бывает, чтобы ты кого-то дразнил и одновременно дразнили тебя? Или как, шеф?

Она посмотрела на Гордона, который тем временем достал секретную банку и сунул в рот ещё три кекса.

— Мрау, мрау, вруфф, — ответил он.

Жаби подождала, пока он прожуёт.

— Я считаю, что одной полицейской группе надо продолжить расследование, — пояснил он.

Потом ему стало немного стыдно. Ну зачем он так плакал? Всё-таки он важный полицейский.

И зачем слопал столько утешительных кексов? Всё это как-то неловко.

Но говорить об этом он не хотел.

— А как мне вести расследование? — спросила Жаби.

— По-другому, — расплывчато ответил комиссар. Он всегда говорил расплывчато, когда сам толком не знал ответа.

Хмм, по-другому, по-другому… Жаби сразу подумала о смешной одежде и странных шляпах. Или, может быть, о странных ушах и смешном носе…

— Завтра я переоденусь, — сказала она. — У меня появился план!

Жаби зевнула. Она целый день выписывала горы, палатки, топоры и змей. Сейчас ей хотелось спать.