Ульф Нильсон - Последнее дело?

Стоял тёплый летний день. Порхали бабочки, над цветами жужжали пчёлы. Журчал ручей. Такой чудный день, а животные грустят…

Тут Жаби увидела кролика, который сбежал от них утром. Жаби спряталась за ромашкой.

Подкрадусь незаметно, в траве он меня не увидит, подумала она. Хорошо бы всё-таки с ним поговорить.

Жаби осторожно скользнула к маргаритке, прижалась к стеблю и затаилась. Семь быстрых

скачков — и она уже под одуванчиком. Кролик ничего не заметил. Ха-ха! Последний отрезок Жаби проползла на пузе и выскочила прямо у кролика за спиной.

— Ку-ку! — сказала она.

— Спасите! — закричал кролик и подпрыгнул на месте. — Нет, я не хочу беседовать с полицией. Это всё только испортит.

Жаби села рядом. Она погладила его по мягкой пушистой шубке. Кролик пах шерстью, морковкой и травой.

— Я тебе кое-что принесла, — сказала она. И протянула морковный кексик.

— Мне? Кекс? — Кролик просиял.

— Да, вообще-то это вечерний кекс, — сказала Жаби. — У нас есть утренние кексы, обеденные и вечерние. Полицейским ведь надо как-то следить за временем.

Кролик принялся жевать.

— Большое спасибо, — сказал он, откусив ещё кусочек. — Приятно, что ты обо мне позаботилась. Но, честно говоря, последнее время даже вставать по утрам не хочется. Заранее знаешь, что тебя опять будут дразнить. Я не трус! Но кролики и не должны быть отважными и драться. Кролики должны уметь делать ноги. Почему нам нельзя оставаться собой? У меня живот сводит, когда я вижу её в воздухе. Вечно она меня дразнит! И шпионит. Да, может, я и совершил один маленький проступочек. А эта злодейка говорит: «Я всем расскажу…»

Кекс кончился. И кролик замолчал.

— Я не хочу ничего говорить полиции, — решительно заявил он. — Это всё только испортит!

Надо будет всегда брать на допрос кексы, подумала Жаби.

Она отдала честь и пошла дальше. Значит, подозреваемый — пернатый негодяй, который дразнится. Ещё этот злодей узнал что-то постыдное про кролика и угрожал рассказать всем.

Дело потихоньку прояснялось. Кто же это может быть? Когда они его поймают, тюрьмы ему не миновать…

Или погодите-ка… Жаби задумалась. Когда она поселилась в отделении полиции и стала помощником комиссара, им пришлось перенести спальню. Гордон не любил наказания и тюрьмы. Он решил, что друзья-полицейские будут спать в комнате, которая раньше служила тюрьмой.

Тюрьмы в полиции больше не было. Ну да ладно, они что-нибудь придумают…

Жаби шла дальше своей совершенно обычной походкой. Но как надо шагать, когда идёшь обычно, — медленно и широко? Странно, что это так трудно — изображать что-то обычное.

Жаби пересекла лес, поднялась на пригорок и там повстречала маленького мышонка, который ковырялся в носу. Вся одежда и лапки у него были в земле, а теперь и нос тоже стал чёрный.

— Я тозе описал станиски, — сказал мышонок и втянул сопли.

— Что? — не поняла Жаби.

— Ты тозе описала станиски? — спросил мышонок.

— Нет, я не описалась, — хмыкнула Жаби. — Я просто прохаживаюсь совершенно обычной походкой.

Тьфу, хватит уже думать о походке, подумала Жаби.

— А ты не знаешь, кто тут у нас в лесу дразнится? — спросила Жаби и достала из рюкзака второй морковный кекс.

Мышонок, который весь день копал и трудился, был очень голоден и радостно умял кекс.

— Так кто же? — повторила свой вопрос Жаби.

— Саока.

— Кто?

— Саока!

— Чего?

— Саока!!! Летает. Длинный фоный фост.

Длинный чёрный хвост? Сорока! Ага. Жаби поблагодарила мышонка и двинулась в обратный путь. Начинало темнеть. Целый день на ногах! Жаби шла быстро. Не обычно, а просто шла.

Войдя в отделение, Жаби услышала жуткий храп.

Комиссар Гордон вздрогнул и проснулся. Сперва он сонно посмотрел на Жаби, потом на часы. Был вечер. Он проспал весь рабочий день.