Сагател Арутюнян - Ципили, Тимбака и смех [Повесть-сказка]

У самой опушки леса, уже за околицей села, стоят рядком три дома. Все три очень красивые, с красными черепичными крышами, с резными наличниками на окнах, и до того похожие друг на друга, будто строил их один человек.

В доме, что поближе к лесу, живет Мануш, а в двух других — Асмик и Тарон. У всех троих отцы работают на лесопильне. А лесопильня далеко, почти на другом краю леса, и потому домой они возвращаются только по воскресеньям, а если бывает, когда и в будни вернутся, то очень поздно, поздно вечером, когда дети уже спят. А утром уходят так рано, что дети еще спят. Постоят над кроватками сладко посапывающих детишек, насмотрятся на них, положат им под подушки привезенные подарки и спешат на работу.

Папа Тарона иной раз не удержится, нагнется к сыну и поцелует в щеку, а усы его при этом щекочутся, Тарон и просыпается. И уж так он радуется! Повиснет у отца на шее, не отпускает. Но отец уходит, ведь работа ждет. А Тарону он оставляет игрушки, которые сам вырезает из дерева для сына.

Дорогой отцы рассказывают друг другу о своих детях. Каждый вспоминает какие-нибудь истории, связанные с ребятишками, — что они сделали, что придумали, что сказали.

— Моя Мануш, — говорит папа Мануш, — очень выросла. И рукодельница, скажу я вам. Вечером посмотрел ее вышивку, удивился. Очень красиво…

— И Асмик!.. Асмик тоже очень подросла. Раньше, бывало, никак не могла сама забраться на тахту. А теперь, о-о!.. И стихов сколько знает!.. — Это уже говорит папа Асмик.

— Зато мой Тарон ростом пока не выдался, все вширь… — Как бы жалуется папа Тарона. Но потом вдруг, словно спохватившись, тоже начинает похваливать сына: — Он, однако, очень смышленый мальчонка. За что ни возьмется, все у него получается. Такую чашу из глины вылепил, что, будь она обожженной, я бы с удовольствием ел из нее…

— Асмик уже ходит в лес, — перехватывает разговор папа Асмик. — Я вчера вечером поел малины, которую она нарвала. Крупная, спелая.

— Да, они с моей Манушик вместе ходят, — подтвердил папа Мануш. — Не в самый лес, а только вдоль опушки, в малинник.

— Тарон еще маловат, они не берут его с собой. Вот подрастет, через годик тоже пойдет с ними.

Так, беседуя, отцы ребятишек доходят до лесопильни.

А за околицей села, у лесной опушки, оставались три домика, и в них трое детей, которым очень хотелось пойти в большой лес и которые пока боялись забираться дальше кустарника на опушке. Но если правду сказать, так их и не пускали. Мамы то и дело предупреждали, что в лесу, мол, небезопасно, что там водятся волки и разные страшные звери, а еще и злые волшебники — всякие колдуны и колдуньи. Но ребята больше всего боялись людоедов. Правда, мама Мануш говорит, что никаких людоедов и колдунов нет и не может быть, что это просто люди все напридумали. Наверно, потому Мануш их и не боится. Но волков и она боится. Постоянно твердит, что из всех чудищ самое страшное — это волк.

— А я медведя боюсь, — говорит Тарон.

— Медведь вовсе и не страшный, он добрый, — утверждает Мануш, — человека не трогает… Мой папа говорит, что медведь только тогда может напасть, если он взбешен!

— A-а! А как ты узнаешь, взбешен он или нет? Не подойдешь к нему и не спросишь: извините, мол, господин медведь, вы бешеный или нет?

Тарон рассмеялся над своей шуткой. А Мануш тем временем пересказывала им сказки о добрых медвежьих делах, слышанные ею от мамы. Асмик и Тарон все равно боялись медведей и про себя думали: как они ни добры, лучше с ними не встречаться.

И тем не менее однажды дети все же повстречали медведя. Осенью это случилось. Пошли собирать шиповник. Поначалу держались все вместе, разговаривали, пели песни, весело перекликались. Потом постепенно разошлись подальше друг от друга. Каждый выбрал себе куст и обирал зрелые, налитые, красные ягоды.