Надежда Надеждина - Не уходи, Аук! [Лесные сказки]

— Бабушка! Кто это в небе с огнем балуется? — спрашивала девочка.

— Это Лесной дед баньку затапливает. Что дереву, что кусту, что самой малой травинке — всем хочется помыться. Только они не любят, чтобы кто-нибудь подсматривал, как они моются. Закрой, внучка, окно!

Голос Аука девочка слышала и зимой. Когда они с бабушкой собирали хворост, в лесу сердито потрескивало.

— Это он кряхтит, на стужу жалуется, — говорила бабушка. — Должно быть, на зиму обернулся деревом. Но в лютый мороз и у дуба кора трещит. Да и я, признаться, озябла. Дома отстряпаюсь, и полезем греться на печь.

Когда Невеличка подросла, то стала ходить в лес и одна. Как-то, собирая грибы, она услышала тихое шипение. Из травы медленно поднялась плоская змеиная голова.

Но девочка не испугалась. Она вспомнила слова бабушки: ни одно лесное животное первым не нападет на человека. Не тронь меня, и я не трону тебя!

— Прости, что нечаянно тебя потревожила, — сказала змее Невеличка. — Не злись, не шипи, я ухожу.

И змея, посмотрев вслед девочке своими немигающими глазами, снова уснула, свернувшись в холодный клубок.

Лесной Народ навещал Невеличку и на дому. Летом ежи топтались на огороде, где в борозде для них была поставлена мисочка с молоком. Зимой на огород погрызть капустную кочерыжку прибегал заяц, синицы просили корма, заглядывая в окно.

Вот так и жили бабушка с внучкой, пока отец Невелички не женился второй раз, взял в дом вдову с дочкой. И все переменилось. Ежей прогнали, синиц отвадили, бабушку выжили.

Новая хозяйка сказала, что нет в ее доме места колдунье. Так она обозвала бабушку за то, что бабушка лечила деревенских лесными травами. И бабушка уехала в другую деревню к младшей дочери.

Сперва Невеличка обрадовалась мачехиной дочке. Они были одногодки, родились в тот месяц, когда осень с летом встречаются, даже в один и тот же день. Но девочки не подружились.

Мачехина дочка всюду любила совать свой нос, подсматривать, подслушивать, а потом высмеивать.

— А у соседей бабка с дедом подрались! Хи-хи! А наша курносая в лесу с пнями разговаривает! Хи-хи!

— Не с пнями, а с Ауком! — оправдывалась Невеличка.

— Аук? Кто он такой? Ты его когда-нибудь видела?

Невеличка убегала в лес и подолгу аукала:

— Аук, отзовись! Дедушка Аук, покажись!

Может, Аук и отвечал ей шорохом травы, шелестом ветвей, птичьим свистом, но по-прежнему был невидим.

Невеличка видела Аука только во сне: будто он невысокий, но кряжистый. Ходит в лаптях, на которых растут опята. Борода у него голубовато-серая, цвета лишайников, а глаза молодые, шустрые и любопытные, как у щенка.

Но вот в лесу запахло осенью. Появились грузди, которых раньше августа не найдешь.

Вечером накануне рождения дочки мачеха поставила тесто на пироги. И Невеличка обрадовалась:

— Вот хорошо, вот спасибо! Завтра я тоже гостей позову!

— Какая прыткая! — прищурилась мачеха. — Нам и на своих гостей пирогов не хватит. И кто к тебе придет, кому ты нужна?

— Пусть она позовет своего Аука, которого на свете нет! — съехидничала мачехина дочка.

— Думаешь, не позову?

И за Невеличкой захлопнулась дверь.

Девочка бежала, бежала по лесу, пока не упала, споткнувшись о корень, который в сумерках не могла различить. Так поздно Невеличка никогда не бывала в лесу и впервые в жизни заблудилась.

— Аук! — позвала она шепотом. — Где ты? Ау!

В кустах орешника зашуршало, и к ногам девочки подкатился темный клубок.

— Ты кто? — осторожно потрогала его Невеличка.

Колючий… Да это еж! Уж не тот ли самый, который приходил к ней в огород пить молоко?

Живой колючий клубок покатился по лесу. Невеличка пошла за ним. Темнота все сгущалась, и девочке было трудно следить за своим проводником.

Но тут прилетела сова, чьи глаза светились, словно два желтых фонарика. Может, та самая, с подбитым крылом, которая жила у них дома, пока не поправилась.

Фонарики-глаза звали девочку за собой.

Невеличка вышла на лесную поляну. От поросшего опятами трухлявого пня лучилось зеленоватое сияние. При холодном свете гнилушек старичок, точь-в-точь такой, какого девочка видела во сне, пришивал паутинками белые заплатки на шляпки красных мухоморов.