— Да козу продам или кур, — смутилась бабушка.
— Спаси тебя Бог, Акулина, — тихо сказал священник. — А как внучку-то звать?
— Мария.
— Ты первый раз в церкви?
— Да, — пролепетала Маша.
— Ну вот, не только Христос сегодня родился, но еще одна христианская душа. — Потом наклонился и сказал ей тихонечко на ушко: — Ты сегодня попроси у Господа что хочешь, и Он обязательно это исполнит.
— Правда? — удивилась Маша.
Когда шли домой, Маша часто поглядывала снизу на бабушку и все хотела спросить ее, но та шла молча и о чем-то думала. Наконец Маша не выдержала:
— Бабушка, а почему тебе нельзя деньги в шапку класть?
Бабушка остановилась, оглянулась на церковь и сказала:
— А потому, что церковь эту муж мой с товарищами своими разорил.
— Дедушка Ваня?! — испугалась Маша.
— Да. Приехал в 20-м году из города какой-то начальник с наганом, собрал их, дураков молодых, сказал, что Бога нет, и приказал. А они и рады стараться. С хохотом крест наземь своротили и крышу раскидали.
Маша, не веря, стояла с открытым ртом.
— А потом?
— А потом, через много лет, прибежал мой Ваня как-то вечером с поля белый как снег, дрожит весь. Что такое? — спрашиваю. А он, будто безумный, на меня глядит и шепчет: «Иду я, — говорит, — сейчас мимо церкви, смотрю, возле нее кто-то в длинной белой рубахе стоит. Что такое? Подошел, гляжу: какой-то парнишка. Волосы будто золотые, лицо какое-то невиданное, и плачет, „Тебя кто обидел?“ — говорю. А он мне: „Ты, Иван!“ — „Как это?“ — спрашиваю. „Ведь это ты сломал мою церковь!“ — говорит. „Да ты кто?“ — „Я, — говорит, — Ангел ее“. И исчез. Это что же, Акулина, значит. Бог есть?»
И с той ночи спать перестал, а потом заболел и умер. А перед смертью так плакал, бедный…
До самого вечера Маша сидела у окна, думала и рассеянно гладила разомлевшего от счастья толстого Ваську.
— Ну, мать моя, — сказала бабушка, — одевайся. Пошли по обычаю родителей греть.
— Кого греть? — не поняла Маша, но быстро оделась и на двор выскочила.
А посередине синего-синего от луны двора куча старой соломы лежит. Бабушка перекрестилась и зажженной свечой подожгла ее.
Жаркий огонь охватил сено, высокий столб белого дыма взвился в черное звездное небо.
— Ой, бабушка, гляди! — вскрикнула Маша. — По всей деревне костры зажгли!
— Вот и хорошо, вот и погреем на том свете родителей своих.
— А… дедушку тоже погреем? — неуверенно спросила Маша.
Бабушка глядела в то место на небе, куда упирался столб дыма, и тихонько кивала.
«Может, она там своего Ваню разглядела?» — подумала Маша и спросила:
— А ты дедушку простила?
— Я-то простила, а вот Господь простил ли? Не наказал ли его на небе какой страшной карой?
Когда вернулись с мороза в теплую избу, бабушка из таинственного темного подпола принесла большую миску квашеной капусты с красными капельками клюквы и тугих моченых яблок, а из печи вытащила крепенький, поджаристый пирог с грибами.
— Ну, внученька, со Светлым Рождеством тебя! — улыбнулась бабушка. — А вот от меня подарочек.
И подала маленький сверточек.
Маша осторожно развернула пожелтевшую газету и ахнула. Кроткая Богородица с младенцем на руках застенчиво улыбалась ей с маленькой иконы.
— Бабушка, — не сводя глаз с Христа, тихо спросила Маша, — я уже могу попросить у Него?
— Проси, проси. Он никогда детям не отказывает.
— Дорогой Господи! — с верой сказала Маша. — Пожалуйста, не ругай на небе моего дедушку. Прости его. А я Тебя буду любить сильно-сильно. Всю жизнь.
Твоя Мария.
Послал Господь Ангела взять душу бражника, горького пьяницы, и поставить его у ворот пречистого рая, посмотрим, мол, что он делать станет.
Стал бражник толкаться в ворота пречистого рая, а за воротами апостол Петр спрашивает:
— Кто это там в ворота толкается?
— Это я, бражник, и желаю с вами в раю жить!
— Иди отсюда! — рассердился Петр. — Здесь бражники не водворяются, а только в аду.
— Господин мой, голос твой слышу, а лица не вижу и имени твоего не ведаю, — смиренно говорит бражник.
— Я — Петр-апостол, который имеет ключи от сего рая.
— Помнишь ли ты, господин мой Петр, когда Господа нашего Иисуса Христа на судилище повели и тебя вопрошали: ученик ли ты Его, а ты трекратно от него отрекся? Если б не слезы твои и покаяние, не быть тебе в раю, а я хоть и бражник, но от Господа не отрекался.
Читать дальше