Георгий Юдин: Спасенная душа [Рассказы. Сказки. Притчи]

Наконец стали вопить:

«Отче святый Григорие! Пусти нас! Мы покаемся в грехе своем и более никогда не пойдем на такое дело».

Пришли черноризцы, хотели стащить их с этого места и не смогли.

«Как вы сюда пришли?» — спрашивают.

«Уже два дня и две ночи стоим!» — вопят воры.

«Мы каждый день здесь проходили и не видели вас».

«Да и мы вас не видели! — плачут воры. — Если 6 видели, умолили бы спасти нас. Но вот уже изнемогли совсем и просим молить Григория о нас».

Пришел преподобный Григорий.

«Прожили вы, — говорит, — жизнь свою праздно, воровством занимаясь, так вот и стойте праздными до конца жизни вашей».

Кое-как бедные тати [11] Тати — воры. , со слезами горькими, себя проклиная, умолили старца сжалиться над ними и обещали на братию в вертограде до скончания жизни трудиться. Что и выполнили.

— Какие чудеса на свете водятся! — всплеснула руками мать.

— А мученики-страстотерпцы среди этих старцев были? — осторожно спрашивает отец.

— Как не быть! Только ты, Илюша, Христа ради столешницу кулачищами своими не круши более, сейчас опять про поганых половцев сказывать буду.

Ну вот. Когда лет тридцать назад злочестивый Боняк, хан половецкий, с войском своим пленили Русь, ворвались они злыми волками и в Печерский монастырь. Все дочиста ограбили, церковь осквернили и тридцать иноков в плен взяли.

— Да как же Господь попустил такое? — не выдержал Илья.

Старик только руками развел.

— Знать это никому не дано. Был среди пленных Евстратий-постник, и продали их всех в греческую землю, в град Корсун, некоему жидовину. Богопротивный этот жидовин стал принуждать пленников отвернуться от Христа, а когда они отказались, заковал всех в железо и стал морить голодом.

Тогда Евстратий, укрепляя дух пленников, сказал: «Братия! Кто удостоился принять крещение и верует во Христа, пусть не окажется отступником от Него и нарушителем данного при крещении обета».

И все пленники решили пострадать за Христа, лишь бы не быть нудами. Через четырнадцать дней все иноки один за другим умерли от голода. Остался один Евстратий. Тогда жидовин тот, распалясь яростью, ведь из-за Евстратия лишился он золота, истраченного на рабов, на Святую Пасху пригвоздил его, как Христа, ко кресту.

Старик с опаской глянул на бледного, с пылающими глазами Илью и продолжал:

— А Евстратий, не евший и не пивший уже пятнадцать дней, оставался еще живым и говорил с креста: «Великой благодати сподобил меня Господь сегодня, пострадать за святое имя Его на кресте, как и Он за нас страдал. Но ты, распявший меня, и окружающие тебя ужаснетесь, и праздники ваши обратит Господь в плач».

Услышав это, душимый злобой жидовин схватил копье и пронзил пригвожденного.

И тотчас показалась огненная колесница, и огненные кони вознесли ликующую душу Евстратия на небо. А святое тело его жестокосердный мучитель бросил в море, и никто не смог найти его.

Через несколько лет, неведомо как, святые мощи Евстратия оказались в монастырской пещере, а отмщение злодеям в тот же день исполнилось. Всех греческий царь перебил…

Старик вдруг сонно качнулся, мягко повалился на лавку и засвистел носом так, будто и не нос это был, а свирель скоморошья.

— Сомлел, сердешный, — улыбнулась мать. — А худющий-то, хоть самого в пещеру клади.

Не спал Илья в эту ночь. Новый, чудесно-святой мир узнал он и теперь был душой там, в таинственном пещерном монастыре, где, казалось ему, слышал простые, мудрые слова старцев, кивал головой, беззвучно шептал что-то, яростно сжимал кулаки, крестился и, наконец, под утро, когда на небе Божьи огоньки погасли, так сидя и уснул. Когда же очнулся, старика уже не было, а рядом на лавке лежал маленький белый сверток.

— Когда дед-то утром уходил, — рассказала мать, — поглядел он на тебя спящего долго так и сказал непонятно: «Ему нужней будет».

Осторожно развернул белую тряпицу Илья, а в ней та самая святая просфора!

— Да ведь это он хворой внучке нес! — удивился Илья. — А мы и звать-то его как не спросили…

«Русь-русь-русь…» То ли жаворонок в траве пропел, то ли Ангел с неба шепнул…

Тридцать лет и три года минуло, как приковал окаянный змей Илью Муромца железными оковами к дубовой скамье.

Тридцать три года Христу было, когда распяли Его на кресте, и вот сегодня в полночь вновь, как тысячу лет назад, воскрес Он из мертвых, и вновь Ангелы Его вострубили: «Христос воскресе, смертию смерть поправ! Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа?!»