Любовь Чабина - Сказки-притчи для детей и не только

Сколько длилась эта пытка, Николай не знает, одна мысль – МАМА – заставляла его жевать и глотать, не обращая внимания на мерзкий вкус. Стол, наконец, опустел и исчез.

Путь вперёд был свободен. Более того, он вёл к тоннелю, в конце которого виднелся свет – настоящий солнечный свет! Коля торопливо зашагал дальше, потом побежал, боясь, что луч исчезнет, а вместе с ним и надежда, что скоро всё закончится.

Дорога круто вильнула вниз, и мальчик заскользил по жидкой грязи в зловонную яму, кишащую змеями. Противные твари шипели, извивались, переплетались между собой.

– Я же миновал червивые мытарства!

– Это не черви, а змеи!

– Откуда они?

– Мытарство клеветы – каждая змея является отражением твоей лжи о человеке.

– Да я не врал ни про кого, я не сплетник!

– По твоим словам, более двадцати твоих одноклассников застряли в детстве, в отличие от тебя! Одним этим ты оболгал и товарищей, и себя! А Таньку как-то раз дурой обозвал, а она, между прочим, не такая уж и дура. А ещё…

– Да понял я, понял, не отвлекай! – Коля сражался со змеями, опутавшими его со всех сторон. Он пытался свернуть им головы, кусал скользких гадин, топтал…

– Ух, кажись, всё!

– Они тебя укусить не могли – душа в пятки спряталась. А тело эти змеи укусить не могут. И тут тебе повезло. После настоящей смерти они бы тебя ядом клеветы пропитали и ты остался бы в этой яме навсегда.

Коля, брезгливо отпихнув змеиные тушки, выбрался из ямы и только сделал шаг в сторону туннеля, как свалился в ещё одну ловушку.

– Фу, пиявки, что ли? Присасываются!

Мальчик отрывал и отбрасывал в сторону слизких существ, а Домовой с удовольствием наблюдал и комментировал:

– Мытарство лжи! Длинные пиявки – это красочные придуманные истории, короткие – трусливые отпирания, но, присосавшись, начинают грызть, потом ползают внутри и пожирают, пожирают! У тебя их немного. Надо признать, ты довольно честно жил.

– Живу! – поправил Коля беса, остервенело отрывая от себя скользкие комочки и раздавливая их ногами.

Наконец и эта беда миновала – вернее, Коля миновал её.

– Всё, кажется? – мальчик брезгливо вытер руки о штаны.

– Вроде всё, хотя и странно.

– Что странного?

– Ты что, никогда в жизни ни над кем не смеялся так, чтоб не в бровь, а в глаз?

– Да нет, – немного подумав, ответил Николай.

– А нудить тоже не умеешь?

– Как это?

– Ворчать, стонать, все жилы из человека вытягивать?

– Не знаю, не пытался как-то.

– Повезло! – бес был откровенно разочарован: Коля явно «уплывал» из его лап.

– А если бы смеялся или нудил, что было бы? – хмуро поинтересовался мальчик.

– Сначала примчались бы бешеные пчёлы. Ох, и повизжал бы ты от их укусов! А потом бы прилетели гигантские комары – кровушку испить до донышка. От них редко кто спасается!

А вот и вход в тоннель. Перед самым входом – чашка лапши, точнее – тазик, ещё точнее – целая ванна!

– Ешь!

– Не хочу!

– Тогда оставайся со мной, я буду только рад.

– А что это?

– Это мытарство празднословия – оно самое первое для новопреставленных; для тебя, соответственно, последнее.

– И что это за лапша?

– Всё, что попусту болтал и ругался. Мерзкие слова, которыми люди речь свою приправляют, обычно коричневой жижей эту лапшу сдабривают, точней, «сзловонивают», но ты, к сожалению, не «выражался». У тебя так только – разговоры во время уроков.

– Что-то еды многовато в последнее время, – проворчал Коля и начал жевать…

Иван и Философ шагали по склизкой после дождя дороге.

Чтобы не скучать, Иван Философу книжку протянул:

– Глянь, что в книжке на очереди?

– Да непонятное что-то – радостворный плач и безгневие с кротостью.

– А проще возможно? Я ж дурак, не забывай.

– Вот, написано: «Плач по Богу есть сетование души, такое расположение болезненного сердца, которое с исступлением ищет того, чего оно жаждет, и, не находя его, с трудом за ним стремится и горько рыдает вслед него».

– Ничего не понял.

– Знаешь, как я плакал, когда жену потерял и найти не мог?

– А я Правду ищу, только без слёз. Но тут вроде как Бога искать велят и плакать, если не находишь.

– Вот, тут ещё есть: «Как вдова, лишившаяся мужа и имеющая единородного сына, в нём одном, по Боге, имеет утешение: так и для падшей души нет иного утешения при исходе из тела, кроме трудов поста и слёз (покаяния)». Короче, я так делать буду: жену я свою осиротил по глупости и жадности, она плачет, поди, и я не буду веселиться, пока Правду с тобой не найду! Реветь не смогу – говорю честно.