Зонтик, который на чистой салфетке ел мышей с перцем и солью, встал и сказал: «Я зонтик, который на чистой салфетке ест мышей с перцем и солью».
Зонтик, который каждое утро мыл тарелки в сушилке, а вытирал их в мойке, встал и сказал: «Я зонтик, который каждое утро моет тарелки в сушилке, а вытирает их в мойке».
Зонтик, который перед дождем закрывал трубу сковородкой, встал и сказал: «Я зонтик, который перед дождем закрывает трубу сковородкой».
Зонтик, который заворачивал за угол, чтобы завернуть носовой платок уголочком, встал и сказал: «Я зонтик, который заворачивает за угол, чтобы завернуть носовой платок уголочком».
Когда зонтики, сидя на кухне в соломенных шляпках, разговаривали о том, кто есть кто, в кухню вошел, не открыв дверей, не постучав, не спрашивая разрешения войти и никого не предупредив заранее, большой незнакомый черный зонт.
«Мы все рассказываем друг другу, кто мы, – промолвил незнакомец, – мы все рассказываем друг другу, кто мы, и я тоже хочу рассказать, кто я.
Я зонт, который подпирает небо. Я зонт, сквозь который приходит дождь. Я зонт, командующий тучам, когда начинать дождь, а когда кончать.
Я зонт, который разрывается на кусочки, когда дует ветер, а когда ветер спадает, снова становится целым. Я – первый зонт, я – последний зонт, первый и единственный, а все остальные названы зонтами по мне, первому, последнему и вечному».
Когда незнакомец кончил речь о том, кто он и откуда, все остальные зонтики немного посидели в молчании, чтобы оказать ему уважение.
Потом они встали, сняли соломенные шляпки, и, шагнув к незнакомцу, бросили шляпы к его ногам. Они хотели так показать ему, как они его уважают. Потом все вышли, первым зонтик, который по утрам кормит рыбок свежими булочками, за ним зонтик, который бесплатно ремонтирует часы, за ним зонтик, который снимает карандашом кожуру с картошки и делает из кожуры красные чернила, за ним зонтик, который на чистой салфетке ест мышей с перцем и солью, за ним зонтик, который моет тарелки в сушилке, а сушит их в мойке, за ним зонтик, который заворачивает за угол, чтобы завернуть носовой платочек уголочком. Все они бросили соломенные шляпки к ногам незнакомца, потому что он вошел без стука и никого не спросясь, потому что он был зонтом, который подпирает небо, большим зонтом, через который дождь идет прежде всего, первым и последним зонтом.
На этом Тощий Том Коняга кончил историю для Полоумной Растрепки, а она, готовясь уходить, переменила шляпку.
Старик обнял ее костлявыми руками и поцеловал на прощанье, и она обвила свои маленькие пухленькие ручки вокруг его шеи и поцеловала его на прощанье.
В последний раз в этот день он увидел ее, когда она спускалась к подножью длинного пологого холма от хибарки Тощего Тома до Крем-Торт-тауна.
Дважды за время спуска, она останавливалась и переодевала шляпки, открывала и закрывала шляпные картонки, поменяв зеленую с золотом шляпу на малиновую с серым, а потом обратно на зеленую с золотом.
Одним летним вечером в летнем небе было столько звезд, что казалось, оно полно рыбок, кошек и кроликов.
В тот летний вечер к хибарке Тощего Тома Коняги пришли три девочки. Он спросил их: «Как вас зовут?„Они ответили, во-первых: „Меня? Меня зовут Пунцовая Розочка“, во-вторых: „Меня? Меня зовут Бобы Подгорели“, и наконец в-третьих и последних: «Меня? Меня зовут Слаще Жужжания Пчел“.
Старик вколол каждой в волосы по желтой розе на счастье и сказал: «Теперь вам пора домой».
«Только после того, как ты расскажешь нам какую-нибудь историю», – ответили ему девочки.
«Сегодня все так смешалось, что я могу рассказать вам только грустную историю, потому что весь день я думаю о Пижоне Потеряй-Пуговицу».
«Расскажи нам о Пижоне Потеряй-Пуговицу», – попросили девочки, втыкая розы поглубже в волосы.
Старик присел на ступеньку. Его взор устремился вдаль к туманным небесам, где в медленно движущихся звездах ему чудились огненные хвосты, рыбки, кошки и кролика.
«Пижон был весь в пуговицах, – начал старик, – пуговиц было столько, и они были так туго застегнуты, что когда Пижон набирал в легкие побольше воздуха, чтобы заговорить, пуговица отрывалась и летела прямо в лицо собеседнику. Иногда, когда он набирал побольше воздуха в легкие, две пуговицы отрывались и летели сразу в двух собеседников. Люди говорили: „Не странно ли, что пуговицы отрываются и улетают, когда Пижон набирает полные легкие воздуха, чтобы заговорить?“ Постепенно все стали звать его Пижон Потеряй-Пуговицу.
Читать дальше