Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля

– Это навигационная каюта, – чуть недовольно заметил Фредриксон.

И я погрузился в свои мысли. Домик был слишком обыкновенный. На мой вкус, окна можно было сделать куда интересней. На капитанском мостике были бы уместны легкие поручни с выпиленными на них фигурками обитателей моря. А крышу надо было бы украсить деревянной луковицей, которую, пожалуй, можно было позолотить…

Я отворил дверь каюты. Кто-то лежал на полу и спал, прикрывшись шляпой.

– Это кто – ваш знакомый? – удивленно спросил я у Фредриксона.

Заглянув через мое плечо, Фредриксон сказал:

– Юксаре.

Я стал его рассматривать. Мягкий, странного, пожалуй, светло-каштанового цвета, Юксаре выглядел каким-то неопрятным. Шляпа на нем была очень старая, цветы, некогда украшавшие ее, давно завяли. Казалось, что Юксаре давно не умывался и даже не любил это делать.

Тут примчался Шнырёк и заорал:

– Кушать подано!

Юксаре проснулся от крика, потянулся, словно кот, и, зевнув, сказал:

– Хупп-хэфф!

– Позволь, а ты что делаешь на пароходе Фред-риксона? – грозно спросил Шнырёк. – Разве ты не видел, что там написано «Вход запрещен»?

– Конечно, видел, – невозмутимо ответил Юксаре. – Вот поэтому-то я здесь.

В этом был весь Юксаре. Любая запрещающая что-то табличка, запертая дверь, даже просто стена тут же выводили его из сонливого состояния, в котором он находился. Стоило ему увидеть сторожа в парке, как усы его начинали дрожать, и тогда от него можно было ожидать самого неожиданного. А в промежутках он, как уже говорилось, спал, или ел, или мечтал. Сейчас Юксаре главным образом был настроен поесть. Мы направились к банке Шнырька, где на видавшей виды шахматной доске красовался остывший омлет.

– Утром я приготовил очень хороший пудинг, – стал объяснять Шнырёк. – Но, к сожалению, он исчез. А это так называемый «ленивый» омлет!

Омлет был подан на крышках от банок, и, пока мы его ели, Шнырёк выжидающе смотрел на нас. Фред-риксон жевал долго и старательно, и вид у него был довольно странный. Наконец он сказал:

– Племянник, мне попалось что-то твердое!

– Твердое?! – удивился Шнырёк. – Должно быть, это из моей коллекции… Выплюнь! Выплюнь скорей!

Фредриксон выплюнул, и мы увидели на его крышке от банки два черных зубчатых предмета.

– Извини меня! – воскликнул его племянник. – Это всего-навсего мои шестеренки! Хорошо, что ты их не проглотил!

Но Фредриксон не отвечал. Сморщив лоб, он долго глядел вдаль. И тогда Шнырёк заплакал.

– Попробуй все же извинить своего племянника, – сказал Юксаре. – Видишь, как он расстроен.

– Извинить? – воскликнул Фредриксон. – За что же?!

Он тут же вытащил бумагу и перо и стал показывать нам, куда надо поместить шестеренки, чтобы заставить крутиться винт с лопастями и лопаточные колеса. (Надеюсь, вы понимаете, что начертил Фред-риксон.)

– Подумать только! – закричал Шнырёк. – Мои шестеренки пригодились для изобретения Фредриксона! Непостижимо!

Мы закончили обед в хорошем настроении.

Воодушевленный этим происшествием, племянник Фредриксона надел свой самый большой передник и тут же принялся красить «Морской оркестр» в красный цвет. Шнырёк так старался, что и пароход, и земля, и изрядная часть орешника стали красными. А такого перемазанного в красный цвет зверька, как Шнырёк, мне в жизни видеть не приходилось. Название же парохода было выведено небесно-голубой краской.

Когда все было готово, Фредриксон пришел взглянуть на работу племянника.

– Ну как, красиво? – взволнованно воскликнул Шнырёк. – Я очень старался. Я вложил всю свою душу, всего себя в эту работу.

– Оно и видно, – буркнул Фредриксон, поглядев на перепачканного с головы до ног племянника. Он посмотрел также на криво начерченную ватерлинию и хмыкнул: – Хм!

Затем, взглянув на название парохода, снова хмыкнул:

– Хм! Хм!

– Я неправильно написал? – забеспокоился Шнырёк. – Скажи что-нибудь, а не то я снова заплачу! Извини! «Морской оркестр» – такие трудные слова!

– «М-о-р-з-с-к-о-й а-р-к-е-с-т-р», – прочитал вслух Фредриксон и, еще немного подумав, сказал: – Успокойся. Сойдет.