Якоб Гримм - Сказки

Но добудиться барабанщика, одурманенного сонным зельем, было невозможно. Опечаленная вернулась королевна поутру назад в свою лесную избушку. Но люди в доме слыхали жалобу девушки-незнакомки и рассказали о том жениху; рассказали они и о том, что он и не мог бы ничего услышать, потому что подсыпали ему в вино сонного зелья.

На третий вечер повернула королевна волшебное кольцо и молвила: «Хочу платье, сверкающее, как звёзды». Когда она показалась в нём на свадебном пиру, невеста была вне себя от великолепия этого платья, что превосходило все остальные, и сказала: «Я должна во что бы то ни стало им обладать». Девушка отдала его, как и первые два платья, за позволение провести ночь у дверей жениха. Но не выпил жених вина, поданного ему на ночь, а выплеснул его за кровать. И когда в доме всё утихло, он услыхал голос, который его окликнул:

И вдруг к нему вернулась память. «Ах, – воскликнул он, – как я мог поступить так неверно? Но виною всему то, что на радостях я от всего сердца поцеловал родителей в правую щёку, и это помрачило мне память». Он вскочил, взял королевну за руку и привёл её к постели своих родителей.

– Вот она, моя настоящая невеста, – сказал он, – если бы я женился на другой, я совершил бы большую несправедливость.

Когда родители узнали, как всё это случилось, они дали своё согласие. И были опять зажжены в зале огни, принесены литавры и барабаны и приглашены друзья и родные; и была отпразднована в великой радости настоящая свадьба. А первая невеста получила в возмещение за это прекрасные платья и была этим довольна.

Однажды стоял крестьянин-богач у себя во дворе и смотрел на свои поля и сады. Хлеба выросли густые, а деревья были полны плодов. Зерно прошлого урожая хранилось ещё до сих пор в таких огромных кучах в амбаре, что закрома чуть не ломились под его тяжестью. Потом он направился на скотный двор, – там стояли откормленные быки, жирные коровы и блистающие, как золото, лошади. Наконец богач вернулся к себе в комнату и окинул взором железные сундуки, в которых хранились у него деньги. Он стоял так, разглядывая свои богатства, и вдруг кто-то громко к нему постучался. Но это был стук не в дверь его комнаты, а в дверь его сердца. Она открылась, и он услыхал голос, который ему сказал:

– Делал ли ты добро своим ближним? Замечал ли ты нужду бедняков? Делился ли ты своим хлебом с голодными? Был ли ты доволен тем, что у тебя есть, или ты желал иметь ещё больше? – И сердце не замедлило ответить:

– Я было жестоким и надменным и ни разу не сделало добра ближним. Если приходил бедняк, я от него отворачивалось. Я не думало о боге, а думало лишь о том, чтоб увеличить свои богатства. Если бы даже мне принадлежало всё, что находится на земле, то и тогда бы этого было мне мало.

Услыхал он такой ответ и сильно испугался; у него задрожали колени, и ему пришлось сесть. Вот постучался кто-то опять, но теперь постучались в дверь его комнаты. Это был его сосед-бедняк, у которого была целая куча детей, а кормить их ему было нечем. «Я знаю, – подумал бедняк, – мой сосед насколько богат, настолько и жесток. Я не верю, что он мне поможет, но дети мои кричат и плачут, прося хлеба, уж попробую я, попытаюсь». И он сказал богачу:

– Вы неохотно делитесь своим добром, но я стою перед вами, как человек, которому хоть в воду бросайся: мои дети голодают, одолжите мне четыре меры зерна.

Долго смотрел на него богач, и вот под первым солнечным лучом щедрости растаяла на льду его жестокости первая капля.

– Четыре меры я одолжить тебе не смогу, – ответил он, – а подарю тебе восемь мер, но ты должен будешь выполнить одно условие.

– Что же надо мне сделать? – спросил бедняк.

– Когда я умру, ты должен будешь провести три ночи у меня на могиле.

Стало бедняку от такого условия как-то не по себе, но по нужде, в которой он находился, он пошёл на всё, – он согласился и отнёс зерно домой.

Богач будто предвидел, что случится: спустя три дня он упал вдруг мёртвый наземь. Так и не доведались люди, отчего это произошло, но никто о нём не печалился. Когда его похоронили, бедняк вспомнил про своё обещанье; ему хотелось бы от него избавиться, но он подумал: «Ведь всё ж таки он меня пожалел, и я смог накормить детей хлебом; но даже если бы этого и не было, я дал обещанье и должен его выполнить». Пошёл он с наступлением ночи на кладбище и сел на могиле. Всё вокруг было тихо, только сияла над могильным холмом луна, да пролетала иной раз сова, и слышался её жалобный крик.