Уильям Хорвуд - Ивы зимой

В голове Тоуда что-то щелкнуло, и он стал прислушиваться.

— Один, вооруженный лишь гением разума и собственным мужеством, оказавшись перед страшным выбором — подвергнуть опасности жизни других или рисковать своей, он, наш герой, принял вызов судьбы и стал бороться за живучесть омертвевшего летательного аппарата. И он справился, я бы даже сказал — триумфально победил там, где любой другой неминуемо потерпел бы поражение. Он позволил себе покинуть обреченный самолет, но — когда он это сделал? Только тогда, уважаемые коллеги, когда стало ясно, что угроза городу миновала, что никакого вреда падающая машина никому не нанесет. И вот он…

Тоуд слушал словно зачарованный.

— …он, поступивший как герой, предпочел не распространяться об этом и никак не акцентировать внимание на своей персоне. Скромный, как никто, он тайно, вновь рискуя собой, покинул место своего временного пристанища — во избежание хвалебных славословий в свой адрес. Затем ему снова пришлось рисковать жизнью — уже в третий, в четвертый, в пятый раз! Стремление избежать ненужной суеты, отсутствие тщеславия и желания быть в центре внимания послужили причиной целой череды храбрых побегов и стремительных исчезновений, подобные которым нам нечасто приходится видеть. И затем, когда наш храбрый герой был доставлен сюда, стал ли он изменять себе, своим твердым убеждениям? Нет, он ни на йоту не отступил от принципов скромности, столь естественных для него. Даже под угрозой неправедного суда, даже рискуя потерять навеки свободу, если не саму жизнь… в общем, он так и не признался нам в том, кто он такой на самом деле, упорствуя в весьма правдоподобном спектакле, представляя себя закоренелым преступником и неисправимым правонарушителем.

— Да, да! Это так! — подтверждая слова председателя, крикнул Тоуд.

Председатель же, воодушевленный своим красноречием, продолжал:

— Но его верные друзья, хорошо знающие нашего героя, сделали за него этот шаг, подав обращение в суд, зная, что сам за себя он просить не будет. Что касается господина редактора почтеннейшего печатного органа, то тут нам не следует много говорить, ибо этот почтеннейший гражданин оставляет за собой право неразглашения профессиональной тайны получения информации — священное право журналиста, которое мы не можем, не должны и не хотим нарушать. Мы не будем спрашивать его о том, откуда, из какого правдивого и надежного источника он впервые узнал о причастности мистера Тоуда к героическому миру воздухоплавания. Тем не менее кое-какие незаконные деяния, рассматриваемые в этом деле, были совершены, что поставило бы нас в трудное положение в отношении вынесения соответствующего законодательству наказания герою, если бы не вовремя обратившийся к нам мистер Барсук, чье доброе имя и хорошую репутацию у нас нет ни малейшего основания подвергать сомнению. Ручательство столь мудрого, рассудительного и уважаемого животного, его обещание помочь мистеру Тоуду в обустройстве на старом месте жительства снимают с нас проблему решения дальнейшей судьбы подсудимого. Все сказанное мною означает лишь одно: чаши весов уравновешены, счет равный. Проступки и даже преступления, совершенные Тоудом, полностью искупаются его героизмом и величием его подвига. К тому же на эту чашу весов ложится ручательство мистера Барсука. Итак, мистер Тоуд согласно приговору признается виновно-невиновным преступником-героем и освобождается из-под стражи в зале суда — с одним условием: как он попал сюда — необъявленным и непрославленным, так пусть и уходит — в неизвестности, инкогнито, в соответствии с его первоначальным замыслом, ради которого он был готов пойти на такие жертвы…

— Но… — запротестовал Тоуд, который вполне оправился от шока за время речи председателя и теперь гадал, стоит ли подать жалобу на несправедливое замалчивание его заслуг прямо здесь и сейчас или же, заручившись поддержкой хорошего адвоката, впоследствии отсудить себе то, что должно было принадлежать ему по праву, — торжественное шествие через весь город, праздничную встречу с восхищенными горожанами; кроме того, он хотел бы получить для участия в торжествах купленный на средства городской казны летный костюм и набор пилотской амуниции — вместо тюремной робы, столь охотно предоставленной ему в стенах замка.

— Ввиду всего вышесказанного, — не обращая внимания на протесты подсудимого, председатель продолжал свою речь, — выносится следующее дополнительное постановление: отвезти мистера Тоуда за городские стены, высадить на дороге, ведущей туда, откуда он явился, и проследить за тем, чтобы никто, ни одна живая душа, не побеспокоил нашего скромного героя своим назойливым вниманием.